Маз отпил из бокала, спросил:
- Значит, ты этого ларечника замолотил, бабки заныкал, а жгутовские виноваты?
- Жгутовские, - подтвердил Савик.
Маз хмыкнул и слез с табурета.
- Идем на воздух.
Они вышли на улицу, под козырек бара.
- В общем так, братишка, - сказал Маз, закуривая "честерфилд". - Я помню - на прошлой неделе ты катил бочку на какого-то лоха, за то, что платеж задержал. Кричал, грозился. А сегодня приходишь с разукрашенной мордой и разбитыми кулаками и говоришь, что он умер. А зачем ты мне это говоришь?
- Так я с ним водку пил...
Маз жесткой рукой схватил его за отворот старой, выношенной куртки, грубо развернул, припечатал к стене.
- Тебе поручали его мочить? Я, или Директор, или Смольский?
Савик затряс головой.
- Я его пальцем не тронул!
Бригадир презрительно усмехнулся.
- Не поручали. Значит это твоя личная проблема. Отмазывать тебя никто не будет.
- Матерью клянусь, он сам...
- Вот так ментам и расскажешь. Если лишнее болтнешь - сам знаешь, что будет. А бабки принесешь - сроку тебе три дня. Все понял?
В данной ситуации ответ мог быть только одним.
- Все.
- Тогда вали отсюда.
Маз пошел допивать свое пиво, а Савик, проклиная все на свете, побрел прочь от "Миранды".
* * *
В эту ночь Савик спал плохо, потел и ворочался. Когда удавалось забыться на некоторое время, он видел полчища голых баб с отвисающими безобразными грудями без сосков, такие изжелта-белые мешки, и ничего на них нету, как слепые. Еще он видел чей-то рот с медленно отваливающейся нижней челюстью, и бездонную пустоту за ней, которая затягивала его с неудержимой силой. Мать Савика лежала в соседней комнате и несколько раз слышала, как он вставал, чтобы попить на кухне воды. "Небось пережрал вчера? - ворчала она наутро. - Вон лицо-то избитое все..." Савик отмалчивался.
Весь день он просидел дома, уткнувшись в телевизор.
Его мозг напоминал проигрыватель с заевшей пластинкой. Савик непрестанно думал о том, что случилось вчера в палатке у Глеба, снова и снова прокручивая в голове цепочку событий: вот он вертит ручку, шипение, цифра "8" уплыла за пределы окошка, появилась семерка, Глеб с вытаращенными глазами сползает на пол... красноватое пятно под скулой и кончик какой-то хреновины, торчащий из середины... А потом - чистая гладкая кожа, ничего нет. Пусто... Но не привиделось же ему это все! Тем более, что Глеб так и остался мертвым...
Савик сильно подозревал, что все дело в этой чертовой ручке. Шпионская какая-нибудь дрянь... Откуда она там взялась? Хотя... Целый автобус каких-то крутых взорвали, у тех что угодно быть могло!
По всем правилам, ручку следовало уничтожить - тогда концы уйдут в воду. Но ему не хотелось этого делать. Целый день он опасливо крутил её так и этак, направив на всякий случай в большую ватную подушку.
Постепенно кое-что стало проясняться. Ручка имела два положения. В обычном из неё выдвигался стержень и можно было писать обыкновенной на вид синей пастой. Но если ободок и наконечник как бы растянуть и одновременно повернуть в противоположных направлениях, открывалось окошко с цифрой "семь" и ручка начинала излучать волны опасности и скрытой силы. Савик понимал, что если сейчас нажать стреловидный нажим, эта сила немедленно проявит себя. Но он не нажимал - проделывал все манипуляции в обратном порядке, расписывался на косо оторванном листе газеты. Ручка завораживала его изяществом и красотой. Эти плавные отточенные линии, эта правильность форм, золотой ободок на темном полированном дереве, дорогая и изысканная простота...
Савик не был ни эстетом, ни поэтом, в Третьяковку он сроду не ходил, даже вместе с классом, - а самой красивой вещью на свете по его мнению являлся пистолет Макарова, который он как-то видел у Маза. Но здесь Савика, что называется - проняло. Может даже не красота, а то общее, что было между "ПМ" и этой ручкой?.. Так или иначе выбрасывать он её не стал, а спрятал в туалете за канализационной трубой.
Аппетита не было, он почти ничего не ел. Мать заподозрила неладное, забеспокоилась, снова завела свою обычную песню.
- Чего ты дурью маешься? Работал как все, шофером, в приличном месте, вроде около власти... А теперь что? То спишь целый день, то шастаешь по ночам, то пьяный, то злой, то побитый... Теперь сидишь, как волк в норе! Куда это годится? Что это за работа такая?
Но на все её расспросы Савик только цедил: "Все нормально. Отцепись."
Вечером он решил развеяться, выпросил у матери полтинник в долг, выбрался из своей берлоги и отправился в "Миранду" - дискобар, где любили собираться путевые пацаны района. Там было многолюдно, резко били по ушам рваные ритмы, синие, желтые и зеленые всполохи цветомузыки били по глазам. Площадка для танцев была плотно забита потными разгоряченными телами, каждый корячился сам по себе - прыгали, раскачиваясь обкуренные или подколотые парни, извивались, подняв руки, такие же кайфующие девчонки. Некоторые притягивались друг к другу и сплетались в объятиях, бесстыдно тискаясь на глазах у остальных. Потом парочки шли в туалет и возвращались порознь, потеряв друг к другу всякий интерес.
Савик подошел к стойке, взял кружку "Балтики", залпом выпил. Тут же повторил. Захотелось есть, захотелось водки, захотелось анаши или пары "колес", захотелось бабу, захотелось "бэшку" или "мерс", чтобы промчаться по Вернадке на сто сорока, тиская правой рукой обтянутое скользким нейлоном колено. Но наличность заканчивалась и, очевидно чувствуя это, худой с прилизанным пробором бармен отошел подальше и индифферентно смотрел в сторону.
- Слышь, братан!
Было шумно, но тот услышал, на удивление быстро подбежал и изобразил максимальную почтительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133