любите ли вы меня настолько, чтоб выйти за меня замуж? И она тихо ответила «да, если вы того желаете». Какой восторг овладел им, когда она в первый раз позволила ему поцеловать себя и согласилась, после усиленных просьб с его стороны, возвратить ему один поцелуй, только один. Но затем преследовал Амелиуса целый ряд серьезных рассуждений, даже и после того, как он распростился с ней.
У него были два врага, две женщины, готовые энергично противодействовать его браку.
Советница и друг Регины, Сесиль, сразу его невзлюбившая, (сама не знала за что) упорствовала в своем неблагоприятном мнении о новом друге семейства Фарнеби. Это была молодая замужняя женщина, и она имела большое влияние на Регину, которая обещала ей при случае покориться ее воле, забывая свою собственную. Другое, еще более сильное и неблагоприятное влияние, было влияние мистрис Фарнеби. Невозможно себе представить более родственной благосклонности, сестринской или материнской нежности, которую она выказывала Амелиусу при редких встречах с ним, нисколько не стесняясь присутствием третьего лица. Не упоминая о том, что произошло между ними в то достопамятное свидание, мистрис Фарнеби осыпала его вопросами и откровенно показывала, что потерянная надежда, которую она возложила на него, твердо укоренилась у нее в душе. «Много ли вы разъезжали по Лондону?» «Много ли видели девушек, которые занимали ваше воображение?» «Не соскучились ли вы сидеть на одном месте, не скоро ли соберетесь в путешествие?» Вот вопросы, которые она задавала ему, когда они оставались наедине. Если же случалось Регине войти в это время в комнату или Амелиусу удавалось отправиться к ней в какую-нибудь другую часть дома, мистрис Фарнеби мешала их свиданию и прерывала беседу влюбленных. Она по-прежнему твердо хотела подвергнуть Амелиуса случайностям и приключениям холостой жизни. На последней неделе ему удалось добиться от Регины тайного свидания, благодаря хорошо оплаченной преданности ее горничной. Теперь он намеревался переговорить с мистером Фарнеби и просить руку его приемной дочери и был уверен, что два женских влияния будут действовать против него, даже если б удалось ему получить благоприятный ответ от самого хозяина дома.
При таких обстоятельствах, сидя один в дождливый ноябрьский день в квартире, находившейся на скучной восточной стороне Тоттемганской дороги, Амелиус имел очень грустный вид. Он сердился на сигару за то, что она беспрестанно тухнет, рассердился на бедную глухую работницу, вошедшую в комнату и возвестившую:
– Вас кто-то спрашивает.
– Какой черт этот кто-то? – закричал Амелиус.
– Этот кто-то – гражданин Соединенных Штатов, – отвечал Руфус, спокойно входя в комнату. – И очень сожалеет, найдя температуру настроения Гольденхарта на точке кипения.
Он нимало не изменился после того, как покинул пароход в Куинстоуне, не растолстел от ирландского гостеприимства, переход с моря на сушу не произвел никакой перемены в его одежде. На нем была все та же огромная войлочная шляпа, в которой он представился на палубе корабля. Работница с почтительным удивлением таращила глаза на длинного, сухощавого иностранца в шляпе с широкими полями.
– Честь имею кланяться, мисс, – сказал Руфус с своей обычной важной приветливостью, – я затворю дверь.
Выпроводив служанку своим любезным намеком, он нежно пожал руку Амелиуса.
– Я называю это сочным утром, – заметил он, точно они сошлись в столовой парохода после нескольких часов отсутствия.
Минуту спустя лицо Амелиуса просветлело от присутствия его спутника.
– Я искренне рад видеть вас, – сказал он. – В этих новых кварталах очень пустынно, глухо, когда не привык к ним.
Руфус снял шляпу и пальто и молча осмотрелся кругом.
– Я широк в костях, – сказал он, подозрительно осматривая прекрасную изящную мебель комнаты, – я несколько тяжелее, чем кажусь. Не сломаю ли я стул, если сяду на него? – Обойдя вокруг стола, заваленного книгами и письмами, отыскивая себе более подходящий стул, он случайно уронил исписанный лоскуток бумаги. «Список моих лондонских друзей, которых нужно известить о перемене моей квартиры» – прочел он, подняв бумажку. – Вы отлично употребили свое время, сын мой, с тех пор, как я расстался с вами в Куинстонской гавани. Я подразумеваю, что этот длинный список знакомств, сделанных молодым иностранцем в Лондоне.
– Я встретился в отеле с одним из старинных друзей моего семейства, – объяснил Амелиус. – Это была большая потеря для моего отца, когда он отправился в Индию, а теперь он вернулся и был очень любезен со мной. Я обязан ему знакомством со многими из значащихся здесь лиц.
– Да? – спросил Руфус вопросительно, как человек, который думал услышать гораздо больше. – Я слушаю, хотя и не так думаю. Продолжайте.
Амелиус посмотрел на своего гостя, недоумевая, в каком направлении должен он продолжать.
– Я не любитель пристрастных сведений, – продолжал Руфус. – Я люблю полную откровенность, с какой обыкновенно поступаю сам. Здесь находятся имена, о которых вы никогда не упоминали. Кто это снабдил вас, сэр, таким запасом новых друзей?
Амелиус отвечал неохотно:
– Я встречал их в доме мистера Фарнеби.
Руфус посмотрел на список с видом человека, изумленного неприятным известием.
– Как? – воскликнул он, употребляя старое английское слово вместо новейшего «Что?»
– Я встречал их в доме мистера Фарнеби, – повторил Амелиус.
– Получили вы мое письмо, отправленное из Дублина? – спросил Руфус.
– Да.
– Вы не придали никакого значения моему совету?
– Напротив.
– И вы, несмотря на то, продолжали свои сношения с мистером Фарнеби и его семейством?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114