– Вычтя шестнадцать из двадцати четырех получишь восемь. Я еще более прежнего удивлена тем, что вам известно, мисс, что это была девочка. Это не может быть ваш ребенок.
Феба вскочила в припадке сильнейшего гнева.
– Слышишь ты это? – обратилась она к Жервею. – Как осмелился ты привести меня сюда, чтобы слушать оскорбления от старой пьяной негодяйки?
Мистрис Соулер тоже быстро поднялась. Старуха схватила свой пустой стакан, чтобы бросить им в Фебу. В тот же момент Жервей удержал ее за руку, вывел из комнаты и затворил за ней дверь.
На площадке стояла скамья. Одной рукой он усадил на нее старуху, другой вынул из кармана кошелек, данный ему Фебой.
– Вот вам фунт в уплату вашего долга, – сказал он. – Ступайте мирно домой, а завтра вечером подождите меня у дверей этого дома.
Мистрис Соулер раскрыла было рот для протеста, но быстро закрыла его опять при виде золота. Она схватила деньги и сделалась податливой и любезной.
– Сведите меня вниз, мой дорогой, и посадите в кеб, – сказала она. – Я боюсь ночного воздуха.
– Еще одно слово прежде, чем я посажу вас в кеб. Что сделали вы с ребенком?
Мистрис Соулер отвратительно оскалила зубы и прошептала:
– Продала его Маль-Давису за несколько пенсов.
– Кто был, этот Давис?
– Разносчик.
– И вы действительно ничего не знаете ни о нем, ни о ребенке?
– Разве я тогда нуждалась бы в вашей помощи? – спросила она. Они, может быть, оба давно исчезли с лица земли, я ничего о том не знаю.
Жервей усадил ее немедленно в кеб. «Теперь примемся за другую», – сказал он про себя, и поспешил в отдельную комнату.
Глава XX
Иному показалось бы нелегкой задачей успокоить Фебу при настоящих обстоятельствах. Но Жервей имел громадное преимущество: в нем не было ни малейшего чувства к девушке, и в его распоряжении находился большой запас самоуверенности и лести. Менее чем в пять минут слезы Фебы были осушены и возлюбленный сидел подле нее, обвив своей рукой ее талию, как человек которого любят и простили.
– Теперь, мой ангел, – сказал он (Феба с наслаждением вздохнула, до этой минуты он никогда еще не называл ее ангелом), – расскажи мне все по секрету. Ты только сообщи мне факты, и я сумею вперед защитить тебя от мистрис Соулер. Ты сделала необычайное открытие. Придвинься ко мне ближе, дорогая. Как это случилось?
– Это я подслушала из кухни, – отвечала Феба.
– А слышал это кто-нибудь другой? – спросил Жервей.
– Нет. Вся прислуга была в комнате экономки, смотрела индийские редкости, присланные ей ее сыном из Канады. Я оставила свою птицу на кухонном столе и, вспомнив о кошке, побежала убрать клетку в более безопасное место. Одно из огромных окон в потолке было открыто, и я услышала голоса в задней комнате, в которой живет мистрис Фарнеби.
– Чьи услышала ты голоса?
– Мистрис Фарнеби и мистера Гольденхарта.
– Мистрис Фарнеби! – воскликнул он с удивлением. – Уверена ли ты в том?
– Еще бы! Или ты полагаешь, что я не знаю голоса этой ужасной женщины. Она говорила необычные вещи, спрашивала, есть ли что-нибудь неприличное в том, чтоб показать голую ногу. Голос, отвечавший ей, был голос мистера Гольденхарта. Тебе также любопытно было бы послушать дальше, если б ты был на моем месте, не правда ли? Я открыла второе окно, чтоб ничего не пропустить из того, что будет говориться. И что же я услышала, как бы ты думал?
– Ты говоришь о мистрис Фарнеби?
– Да. Я услышала ее слова: «Посмотрите на мою правую ногу, в ней ничего нет особенного». После минутного молчания она прибавила: «Теперь посмотрите на левую ногу». Слыхано ли такое нахальство замужней женщины в отношении молодого человека?
– Продолжай, продолжай. Что он сказал?
– Ничего. Он, как видно, смотрел на ногу.
– На левую ногу.
– Да. Левой ногой ей нечего было хвастаться, могу сказать. По ее собственному признанию у нее был какой-то недостаток между третьим и четвертым пальцем. Что это был за недостаток, я не знаю, я слышала только, как она говорила: «Бедная девочка родилась с таким же недостатком, и этот признак служил мне орудием против мошенников, которых я нанимала для ее розысков». Да! Она сказала так. Я слышала отлично. И потом она называла ее «бедной потерянной дочерью», которая, может быть, жива и теперь, а не знает, кто ее мать. Весьма естественно, что когда эта старая пьяница заговорила о ребенке, отданном ей на воспитание мистером Фарнеби, я припомнила все это. Что это милый, как ты странно смотришь? Что с тобой?
– Я только очень заинтересовался, больше ничего. Но тут есть нечто для меня непонятное. Какое до всего этого дело мистеру Гольденхарту?
– Разве я не сказала тебе?
– Нет.
– Хорошо, так я скажу теперь. Мистрис Фарнеби не только бессердечная тварь, которая лишает бедную девушку места и отказывает ей в рекомендации, она к тому же сумасшедшая. Это показывание голой ноги должно было служить мистеру Гольденхарту указанием в случае, если он встретит когда-либо ее дочь во время своих прогулок и путешествий, по этому недостатку он должен был убедиться, что это действительно она…
– Так! Я понимаю. Но почему же именно мистер Гольденхарт?
– Потому что она видела во сне, что мистер Гольденхарт нашел ее пропавшую дочь, и потому что из ста снов бывает один в руку. Слыхал ли ты когда-нибудь о подобном безумии? Насколько я поняла, она и до сих пор плачет о ней. И эта женщина выгнала меня на улицу! Представь себе это! Я сохранила бы ее тайну – к тому же это не мое дело, если б она не поступила со мной так бесчеловечно. Я хочу отплатить ей, полагаю, что слышанное мной на кухне поможет мне обличить ее. Не знаю еще как, но еще довольно времени впереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114