И после этого он провел около двенадцати часов в странном состоянии Ч г
де-то между сном и бредом. Только сейчас Шустров понял, как он устал Ч не в
последнюю очередь от непривычного климата. Крем кое-как спасал от ожого
в, но жара и пыль, в которых он пребывал уже неделю, измотали его.
К тому же отдых в сарае явился первым полноценным отдыхом за все это врем
я. Однако его напряженный рассудок с трудом переходил из режима стресса
в режим расслабленности. И первые несколько часов Шустрову снились сны
Ч короткие фрагменты, прерывавшиеся его пробуждениями. Он смыкал веки,
и поток знакомых и незнакомых образов обрушивался на него. Он дергался, п
ереворачивался, хватал себя за левую сторону груди, где когда-то была нап
лечная кобура, а сейчас пустое место. И хотя ночь была довольно прохладно
й, Шустров быстро вспотел во сне. Сначала ему приснилось, что он все еще ед
ет в поезде. Вагон трясет, стучат колеса на стыках рельсов. Он смотрит на д
евушку, что сидит на боковой полке, а девушка смотрит на него. Шустров чувс
твует себя вполне беззаботно, он не думает ни о деньгах, ни о погоне. Он не п
рочь поболтать с девушкой, а там Ч возможны разные варианты. Они все смот
рят друг на друга, и Шустров начинает жалеть, что они едут в плацкартном ва
гоне, а не в СВ. Они продолжают молча пожирать друг друга глазами, и Шустро
ву кажется, что во взгляде его попутчицы написано: «Я готова. Ты мне нравиш
ься. Я хочу тебя». Михаил улыбается Ч ему приятны такие признания. Он тоже
хочет сделать девушке что-нибудь приятное. Он снимает с безымянного пал
ьца правой руки обручальное кольцо и протягивает ей. Не разжимая губ, он п
роизносит: «Возьми, это подарок». Девушка мило улыбается, берет кольцо. Вс
тает, подходит к Михаилу и целует его в лоб. «В губы, Ч говорит он, Ч надо в
губы». Он закрывает глаза, предвкушая прикосновение нежных губ, но ничег
о не происходит. Он не выдерживает и открывает глаза. Девушки нет. Она исче
зла. «Она забрала с собой мою вещь!» Ч кричит Михаил, вскакивает с полки и
... просыпается.
Вытерев со лба пот, он поворачивается на левый бок и засыпает. Сразу же тем
нота. Настолько темно, что режет глаза. Михаил вдруг понимает, что это не т
емнота Ч это свет, белизна, настолько яркая, что больно глазам. Он закрыва
ет их ладонью.
Чья-то рука заставляет его отнять ладонь от лица. Рука маленькая, тонкая,
но сильная. Такие руки есть только у одного человека Ч у его матери.
И Михаил понимает, что белизна Ч это снег. Вокруг только снег. И высокие с
ильные кедры, уходящие прямо в небо. Он дома. Нет этой идиотской жары, нет б
езумных казахов с пистолетами. Он дома.
Шустров облегченно вздыхает и садится в снег. Он одет легко Ч та же синяя
майка, джинсы. Но ему не холодно. Он берет снег и трет им лицо. «Класс!» Ч кр
ичит он. «Простудишься!» Ч отвечает мать. Она стоит в своем старом черном
пальто и сером пуховом платке.
«Не простужусь, Ч весело отвечает Шустров. Ч Я здоровый».
«Здоровый, только толку от твоего здоровья немного, Ч ворчит мать. Ч У д
ругих дети как дети, помогают родителям... А ты?»
«А что я? Ч обижается Шустров. Ч Я разве не помогаю? И на огороде летом, и в
от сейчас...»
«Без этой помощи я обойтись могу, Ч строго говорит мать. Ч Я пока еще сам
а не больная. А случись что Ч как с отцом случилось, Ч где твоя помощь?»
Шустров хмурится: ему неохота в сотый раз доказывать матери, что все случ
илось так, как должно было случиться. Он был в командировке на Северном Ка
вказе, когда у отца случился сердечный приступ. Он был на этом чертовом Ка
вказе, когда в областной больнице матери сказали, что единственный спосо
б спасти отца Ч срочно делать операцию. Что-то там с сосудами. Такие опер
ации делали в Питере. Примерно за десять тысяч долларов. У матери не было д
енег даже на то, чтобы отправить отца туда на самолете. Она звонила сыну в
Москву, но жена бессчетное количество раз отвечала, что Миша в командиро
вке, а местонахождение в таких случаях никто не сообщит. Михаил приехал ч
ерез семь дней после похорон отца.
Мать ничего не выговаривала ему. Она все понимала. Шустров обустроил мог
илу, побыл еще несколько дней с матерью, помогая ей сжиться с потерей. Но с
житься с этим было невозможно, потому что сама жизнь оказалась разорванн
ой смертью отца на две части: до и после. Соединить эти части было невозмож
но. Что-то изменилось навсегда.
Изменилась в первую очередь мать: она осунулась, помрачнела и истончилас
ь, словно отец, уходя в иной мир, забрал с собой и часть ее. Изменились ее раз
говоры Ч ни о чем она не беседовала так охотно и долго, как о своей будуще
й смерти. Михаила это насторожило, тайком от матери он переговорил с врач
ом из районной поликлиники. Тот сказал, что имеет место общее нервное ист
ощение и что было бы удивительно его отсутствие.
Мать Михаила выискивала и выспрашивала все последние известия о смертя
х своих знакомых и родных: кто от чего умер, какие были похороны, какую мог
илу устроили.
Когда Шустров приехал на годовщину смерти отца, то вся накопленная инфор
мация обрушилась на него, приведя его в состояние оторопи.
Ч У Никифоровой Прасковьи на похоронах сто пятьдесят человек было, Ч с
ообщала мать. Ч А уж какой памятник ей сыновья сделали! Любо-дорого погл
ядеть! Мраморный, два метра высотой!
Ч Откуда у них такие деньги? Ч мрачно поинтересовался Шустров.
Ч Достали для родительницы, Ч с укоризной в голосе сказала мать. Ч А во
т я про себя думаю: хоть оградку бы мне сынок сделал... Может, и того не дожду
сь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77