«Долго будешь дрыхнуть? Вставай, снег расчищать пора!»Женская тема — любимая и бесконечная.— И вот Пашка за два дня до ухода «Оби» познакомился, с ходу влюбился и сделал предложение. А по правилам не расписывают — выдержите, мол, месячный испытательный срок. Начальник экспедиции тогда написал ходатайство и по спецразрешению Пашку с той особой поженили. Всю последнюю ночь праздновали свадьбу, только под утро Пашка спохватился, что не успевает со своей молодой это… поговорить на личные темы. Утром «Обь» ушла, молодая помахала с причала платочком, и Пашка отправился на год покорять Антарктиду. Весь год изнывал от любви, чуть не половину суточных на радиограммы перевёл, и вот наконец возвращается домой. Смотрит на причал — не узнает свою нежно любимую! Фотокарточку захватить забыл, помнит только, что беленькая, курносенькая и стриженная под овечку и что пальто с лисой! Но ведь уходил-то он поздней осенью, а вернулся весной! И она теперь другая, и у него портрет не тот — свежей бородой причал подметает. Выбрал одну, вроде похожа, и тактично опрашивает: «Как вас, тысячу раз извините, кличут по имени?» — «Люба». — «Дорогая!» — завопил Паша и полез целоваться. Получил по портрету — не та Люба. Когда уже все разошлись — нашёл… Готовимся к походу О жёнах в Антарктиде — только хорошее. Даже те полярники, которым супружеская жизнь принесла не одни радости, после долгих раздумий прощают жёнам их реальные и выдуманные недостатки. «Очищаемся и влюбляемся заново», — как говорил на Востоке Василий Семёнович Сидоров.На станции Новолазаревская однажды произошла такая история. На тумбочке у постели механика-водителя Б. стояла фотокарточка женщины. В комнату вошёл один из сезонников, помогавших строить станцию, и, не потрудившись узнать, кто изображён на снимке, отозвался о женщине с грубым цинизмом. Не тратя времени на объяснения, механик-водитель избил хама. Тот побежал жаловаться начальнику станции Гербовичу. Драка — чрезвычайное происшествие на полярной станции! Владислав Иосифович разобрался в ситуации и сказал пострадавшему:— Как начальник, я не одобряю поступка Б. Но на его месте я поступил бы точно так же.— Я ведь не знал, что это его жена!— Могли спросить. Но даже это вас не извиняет.— Буду жаловаться!— Пожалуйста. Можем хоть сейчас собрать коллектив. Не думаю, что это принесёт вам большое удовлетворение.Пострадавший подумал — и предпочёл извиниться. Но всё равно отношение к нему на станции было такое, что он рад был скорое её покинуть.Кают-компания гудит, за каждым столом — своё.— А у нас на СП… — вспоминает один.— Официант! Дюжину пива и воблу! — под общий смех требует другой.Геофизик Володя Куксов шумно обсуждает с инженером-электриком Юрием Козельским условия шуточного матча-реванша на бильярде. В Двенадцатую экспедицию, под самый конец зимовки, в ходе партии они дошли до того, что Козельский играл в одном сапоге и в трусах, а Куксов вообще едва ли не остался «в чём мать родила». Однако он победил, и Козельский по условиям игры недолю ходил в разных сапогах, резиновом и кирзовом. Но он ещё дёшево отделался. Другая жертва Куксова должна была ежедневно щеголять в свежей сорочке и каждый раз с другим галстуком. Если Куксов замечал на сорочке пятнышко, он гнал жертву переодеваться.За нашим столом одна из любимых тем — автомобильная. Полярники либо имеют машины (достойное зависти меньшинство), либо мечтают о них (вздыхающее большинство). Мои соседи — автомобилисты со стажем, и разговор они ведут солидный, не упуская, впрочем, случая поднять друг друга на смех. Особенно достаётся Павлову, начальнику центрального склада.— Владимир Николаевич, что это с вашей «Победой» на Аничковом мосту произошло? — наивным голосом спрашивает Большаков. — Напомните, пожалуйста, я чтото запамятовал.Павлов делает вид, что не слышит.— Зря придираетесь, Пётр Фёдорович, — вступается за Павлова Гербович.— Ничего особенного не произошло, небольшая техническая неисправность.— Какая? — Большаков с наслаждением допивает кофе.— Машина рассыпалась на части.— Клевета! — Павлов, негодуя, взвивается за столом. — У меня просто отлетело два колеса.Из камбуза, широко улыбаясь, выглядывает Евграфов. Его огромное тело облачено в белый халат, на голове поварской колпак.— Едоки… — взглянув на наш стол, ворчит он. — Каши не едите, колбаса осталась…— Присаживайтесь, Виктор Михайлыч, — приглашает Гербович. — Помните, как баловали нас на Новолазаревской?— Было дело, — скромничает Евграфов, присаживаясь. — Двенадцать человек едоков накормить не хитрость. Вот уедут сезонники…— Одному беляши, — вспоминает Владислав Иосифович, — другому пирожки с мясом, третьему с капустой. А Фёдорова помните?— Как каплуна откармливал, — ухмыляется Евграфов.— Фёдоров был очень худой, — поясняет Гербович. — Виктор Михайлович его критически осмотрел и сказал: «Я каким тебя у жены получил? Пятьдесят пять килограммов? Так сдам тебя на семьдесят. Ешь! Ешь, я тебе говорю!» И откормил.— Зато сам каждый час по сто прыжков делал, чтобы из ста килограммов выйти, — вздыхает Евграфов. — Не помогло.— Но приглашение в балет всё-таки получил, — напоминает Силин.— Какой балет? — интересуюсь я.— Во Вторую экспедицию на Новый год мы вчетвером исполняли «Танец маленьких лебедей», — скромно отзывается Евграфов. — Общий вес лебедей достигал четырех центнеров, так что танец получился на славу. Потом к нам прибыла радиограмма от Галины Улановой, она приглашала нас выступить в Большом театре… Ну, бегу, а то без обеда останетесь!— К сожалению, — говорит Гербович, — Евграфов не был со мною в Двенадцатой экспедиции и поэтому остался без членского билета Клуба «100».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131