Встречаясь в море, капитаны обменивались приветствиями: «Алдан», у которого скорость побольше, издевательски волочил за собой на конце пустое ведро, а «Дежнев», оказавшись однажды с наветренной стороны, салютовал «Алдану» всем своим скопившимся на борту запасом мусора.— Так что если хотите стать Архипычу ближайшим другом, похвалите Васютина, — закончил Лыков свой рассказ. — Вот вы, Паша, скажите, к примеру, что ничего интересного здесь не находите и желаете перебраться на «Буйный».— С превеликим удовольствием! — откликнулся я. — Васютин, по крайней мере, культурный человек и не устраивает на борту зверинец. А ваш любимый Архипыч с утра ходит по мостику, как тигр, скажи слово — разорвёт на части и выбросит за борт!Корсаков сочно хохотал. Мы сидели у него в салоне, лучшей на судне каюте, единственной двухкомнатной и со всеми удобствами. Корсаков и Лыков пили чай, а мы с Никитой играли в шахматы. У Никиты на доске была типичная «безнадёга», и он был явно рад, что я отвлекаюсь, так как лелеял призрачную надежду дать мне вечный шах.— А зачем вы полезли под руку? — миролюбиво спросил Лыков. — Тигру, знаешь, бантик на хвосте завязывать опасно, может оттяпать важную часть организма.— Какой такой зверинец? — потребовал разъяснений Корсаков.— Паша преувеличивает, — промычал Лыков, жуя печенье. — Журналистское воображение.— Всыпьте ему, — искушающе посоветовал мне Никита, небрежно передвигая пешку.— Преувеличиваю? — озлился я. — Кто вошёл на мостик человеком, а ускакал оттуда внебрачным сыном блудливого козла?— Ну я, — хладнокровно сказал Лыков. — Подумаешь, дела.— А за какое преступление Гриша Букин превратился в «барана с ослиными мозгами»?— С куриными, — поправил Лыков. — С ослиными, у нас ещё не было.— Будет! — заверил я. — В указанное выше мифическое животное Гриша был обращён за крамольнейшую мысль: «Хороша погодка, Алексей Архипыч, хоть загорай!» Но Гриша милый мальчик, он даже захихикал, так ему было смешно, а что услышал в свой адрес Ванчурин, уважаемый синоптик и человек в годах, когда принёс Чернышёву карту погоды?— Наверное, Архипыч его поблагодарил и справился о здоровье, — пряча пламенеющие глаза, высказал догадку Лыков.— Да, почти, — кивнул я. — Войдя на мостик, Ванчурин имел неосторожность улыбнуться, ну и получил по заслугам: «Чего осклабился, старый индюк? Тоже солнышку обрадовался или жемчужное зерно в куче нашёл?» А когда Ванчурин твёрдо заявил, что не потерпит и поставит вопрос, капитан в порядке извинения отреагировал: «Поставь его — знаешь куда?» И далее — точное указание. Не напрягайтесь, Никита, это не из Шекспира или Гельвеция, их словарный запас был не так богат. Кстати, зря подсовываете пешку, вам шах.— А вы хорошо подумали? — огорчился Никита. — Даю вам ход обратно.— Помолчи, — остановил его Корсаков, которому наша с Лыковым перепалка доставляла, по-видимому, большое удовольствие. — А лично вы, Павел Георгиевич, чего были удостоены?— Ну, со мной обошлись гуманно, чрезмерно мягко, — ответил я. — Стоило мне вякнуть по поводу того, что Ванчурин человек пожилой и нельзя… — тут же послышался рёв: «Кудахтать можешь в своём курятнике!»— Эка невидаль, — пренебрежительно сказал Лыков. — Мы и не такое слышали, когда косяк теряли или, того хуже, трал обрывался.— И молчали? — неодобрительно спросил Корсаков.— Почему, иные жаловались, — ухмыльнулся Лыков. — По неопытности.— Мстил, что ли? — подал голос Никита.— Вот уж нет, до такого наш Архипыч не опускался. Просто выступал на собрании, каялся в грехах и предлагал каждому, кто считает себя обиженным, справку с печатью, что таковой не является курицей, бараном или развесёлым верблюдом. Так что, Паша, если справочка нужна, ну, жене предъявить или на работу… — Лыков не выдержал тона и прыснул. — Не обижайтесь, Паша, принимайте Архипыча, как он есть. Подумаешь, курятник. Когда на море такое происходит, Архипыч и подальше послать может.— Что происходит? — удивился Корсаков. — У нас вроде бы все тихо.— Конечно, все тихо, — слишком быстро согласился Лыков и встал из-за стола. — Без пяти шестнадцать, мне на вахту. А чаек у вас, Виктор Сергеич, неплох…— Три сорта смешиваем, — скромно похвастался Никита.— … хотя и не такой, конечно, как у Архипыча, — будто прослушав, продолжил Лыков. — Он смешивает пять-шесть сортов, да и заваривает покруче. Однако всё равно пить можно, так что большое спасибо. Счастливо оставаться.— Странные люди, — заметил Никита. — Утром, когда я проходил по корме, Чернышёв заорал с мостика: «Сколько тебя ждать, мамонт с пустым чердаком!» Пошевелив мозгами, я сообразил, что, поскольку на мамонта по своей конфигурации никак не тяну, Чернышёв обращался скорее к Филе Воротилину, знаете, такой голубоглазый гигант из палубной команды. Как же он реагировал на столь деликатное обращение? О, вполне достойно — поднял руку, радостно оскалился и проорал: «Иду, Алексей Архипыч, иду!» Хотя, впрочем, — Никита прищурился, — если выбирать между мамонтом и курицей…— У меня тоже трудный выбор, чем дать мат, конём или слоном, — мстительно сказал я. — Пожалуй, конём интереснее.Никита потребовал реванша, но Корсаков с каким-то заданием послал его к гидрологам, и мы остались одни. Наедине с Корсаковым я ещё ни разу не был и почему-то почувствовал себя неловко.— Забавный он у вас, — сказал я, чтобы что-нибудь сказать.— И не без способностей, — добавил Корсаков, уютно углубляясь в кресло, — хотя жизни толком ещё не видел. И в то же время, как вы могли заметить, достаточно самоуверен, не признает никаких авторитетов.— Мне казалось, что к вам…— Меня, — подхватил Корсаков, — он вынужден глубоко уважать и даже почитать, поскольку, во-первых, я его научный руководитель, а во-вторых, он влюблён в мою дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72