– Похоже, – она коснулась своими длинными пальцами шахматных фигур, – что борьба эта может даже заменить нам шахматы в качестве общенационального увлечения.
Я промолчал.
– Полагаю, было бы уместно, – сказала она после небольшой паузы, не отрывая глаз от шахматной доски, – в знак нашей дружеской неприязни сыграть партию.
Последние слова она произнесла с явным вызовом.
Помедлив, я кивнул в знак согласия. Она улыбнулась, ловко зажала в руках черную и белую пешки и предложила мне сделать выбор. Я выбрал правую, она оказалась белой.
– Ваш ход, – сказала она и наконец зажгла сигарету, которую долго держала в руке.
«Да, – подумал я, – сейчас она вытрет о меня ноги». Я никогда серьезно не играл в шахматы, а в этой стране, охваченной шахматной лихорадкой, каждый школьник в два счета справится с любой комбинацией, которую я ему предложу. И все же я рискнул и пошел королевской пешкой, затем тоже закурил.
Она приняла королевский гамбит, что меня порядком удивило, но я продолжал разыгрывать комбинацию, пытаясь припомнить следующие ходы. Очень скоро я убедился, что черные играют нетривиально и продолжают блестяще развертывать главные фигуры. После восьмого хода я откинулся в кресле, задумавшись.
– Кажется, я свалял дурака, – признался я. – Насколько я понимаю, мне где-то здесь уготована расправа.
Сеньора Посадор кивнула, не улыбнувшись.
– Сожалею, что вы поставили себя в такое положение. Моя комбинация была разыграна в прошлом месяце против нашего чемпиона Пабло Гарсиа на турнире стран Карибского региона. К слову, я вчера обсуждала с ним эту партию и подумала, что стоит попробовать ее еще раз.
– Да, но Гарсиа – большой мастер, – ответил я. – Вероятно, эту партию он проиграл.
– Отнюдь, – спокойно произнесла сеньора Посадор. – Он выиграл на двадцать седьмом ходу.
Я посмотрел на доску, у меня был выбор – либо потерять королеву, либо вернуть ее в исходную позицию; так или иначе я отставал на ход и через несколько ходов был обречен на потерю фигур.
– Извините, – проговорил я. – Я не очень-то хороший игрок. Если вы позволите…
– Я бы рекомендовала пойти вот так. Вы понимаете, конечно, почему. Далее так, потом так, так, так. Затем берете пешку, и положение меняется, не правда ли?
– Именно так сыграл Гарсиа? – предположил я, изучая новую позицию.
– Нет. Он уже потом решил, что следовало так сыграть. Такая комбинация ведет к проигрышу черных примерно на пятнадцатом ходу. Гарсиа говорит, что он ленив. Он играет длинные партии лишь в тех случаях, когда это неизбежно.
– Да, та партия, которую играли во время приема в его честь, была довольно длинной, – заметил я. – Мне кажется, было сделано около девяноста ходов.
– Его противник оказался упрямым и отклонил ничью. Что вы, сеньор, предпочитаете, продолжить или начать новую партию?
– Позвольте мне попробовать еще раз, – сказал я. – Я не играл несколько месяцев, да и вообще я играю слабо. Тем не менее рискну еще раз…
Мы начали новую партию; на сей раз мне удалось продержаться подольше; где-то на сорок пятом ходу я обнаружил, что моя королева попала в элегантную западню, и сдался, чтобы избежать полного разгрома.
– Уже лучше, – хладнокровно заметила сеньора Посадор. – Если вы позволите, сеньор Хаклют, я дала бы вам один совет…
– Буду признателен.
– Все дело в комбинации. Каждый ход следует увязывать в соответствии с ней, как и в реальной жизни. Я бы советовала вам иметь это в виду. Счастливо оставаться, сеньор.
Она поднялась и, улыбнувшись, удалилась.
Я попросил официанта убрать шахматы и принести утреннюю «Либертад», чтобы узнать, что пишет о сегодняшних событиях правительственная газета.
Как и обычно, она сообщала те же новости, что и «Тьемпо», но совершенно по-иному. Почти половина первой страницы была отведена обличению трущоб Сигейраса, а в редакционной статье говорилось, что теперь, когда тщетные попытки сохранить эти пресловутые постройки, позорящие общество, потерпели провал, гражданам Сьюдад-де-Вадоса необходимо предпринять энергичные меры по ускорению расчистки трущоб.
Явно изменилась тональность. Если до сих пор «Либертад» вкрадчиво уверяла своих читателей в том, что заботливое правительство очень скоро наведет порядок, то сегодня она обнаружила явное нетерпение и недвусмысленно намекала на то, что у правительства не все получается. Оборванные обитатели трущоб смотрели со страниц газеты на фоне громадных грязных ящиков, более уместных на страницах «Тьемпо». Кастальдо, заместитель министра внутренних дел, которого я видел вместе с Диасом на приеме в президентском дворце, по-видимому, пытался как-то защитить Сигейраса. Однако если он был причастен к назначению адвоката, который стал вести дело Сигейраса вместо Брауна, – а я видел этого адвоката в деле, – то лучше бы ему этих попыток не предпринимать. И тем не менее сеньору Кастальдо, по-видимому, грозила отставка.
Итак, если «Либертад» стала вытаскивать на свет грязное белье, то каким громом и молниями разразится «Тьемпо»?
Меня удивило также, что ничего не слышно о попытке деквалифицировать судью Ромеро. Возможно, симпатии к Герреро после убийства и неприязнь к Толстяку Брауну после его исчезновения заставили Домингеса не настаивать на санкциях против судьи. Так или иначе, мне это было на руку; именно Ромеро вынес постановление против «Тьемпо» в мою пользу, и пока он остается при исполнении своих обязанностей, оно не потеряет силу.
Сложив газету, я задумался над словами Марии Посадор о городе, в котором оказался. Сьюдад-де-Вадос не вписывался в общую картину этой страны, как не мог вписаться он, наверное, ни в одну другую страну мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96