Ц Женщины в революции никого не любили кроме революции, Ц говорит Сави
нков, блестя монгольскими углями глаз.

11

Каляев сегодня был бледнее обычного. Худые плечи, прозрачные глаза, скре
щенные, похожие на оранжерейные цветы, руки с тонкими кистями. Он казался
Савинкову похожим на отрока Сергея Радонежского с картины Нестерова. Ка
ляев задумчиво забывал в пространстве светлые глаза. Говорил Савинков.

Ц Янек, хочется дела Ц расхаживал он по комнате.
Ц Хочу практики, я, Янек, не люблю теории, живой борьбы хочу, чтобы каждый н
ерв чувствовал, каждый мускул, вот я и против тех, кто в нашей группе прида
влен экономизмом, отрицает необходимость борьбы рабочих на политическ
ом фронте. Возьми вот «Рабочую мысль», ведь читают с жадностью, даже пьяни
цы, старики читают. Задумываются, почему, мол, студенты бунтуют? Стало быть
нельзя смотреть на рабочего, как на дитятю. У него интересы выше заработн
ой платы. А у нас не понимают, поэтому отстают от стихийного подъема масс.
А подъем, Янек, растет на глазах. И горе наше будет в том, если мы, революцион
еры, не найдем русла по которому бы пошла революция. Ты знаешь, вот Толмаче
в, молодой красавец слесарь, рассказал я им на Александровском сталелите
йном о народовольцах-террористах. Едем с завода, а он вдруг Ц эх, Борис Ви
кторович, как узнал я от вас, что в Шлиссельбурге еще 13 человек сидят Ц душ
а успокоиться не может! Ц Чем это кончится? Бросит такой Толмачев кружки
наших кустарей, выйдет на улицу и всадит околодочному нож в сердце!
Вера любила, когда горячился Борис. Он действительно походил тогда на ба
рса, как смеясь говорил Каляев: Ц «ходил как барс, по слову летописца».
Савинков резал комнату большими шагами.
Ц Ты о чем, Янек, думаешь? Ц проговорил, остановившись.
Каляев поднял нервное лицо, сказал:
Ц Разве не стыдно сейчас жить? Разве не легче умирать, Борис, и даже… убив
ать?

12

Жандармский ротмистр близко нагнулся к карточке на двери, был близорук.
Потом рванул звонок четыре раза, не оборачиваясь на солдат.
Савинкову показалось Ц потоком хлынули жандармы, а их было всего четвер
о. Ротмистр с злым, покрытым блестящей смуглью, лицом шагнул на Савинкова.

Ц Вы студент Савинков? Проведите в вашу комнату. В комнате, опершись рука
ми о стол, стояла бледная Вера.
Ц Проститесь с женой.
Сдерживая рыданья, обняв Бориса, Вера не могла оторваться от его холодно
ватых щек. Но лишь Ц взглянула. Он ответил взглядом, в котором показались
любовь и нежность.
Находу застегивая черную шинель золотыми пуговицами с орлами, Савинков
вышел с жандармами. Вера слышала шаги. Видела, как тронулись извозчики. На
ступила какая-то страшная тишина. И Вера, рыдая, упала на кровать.

13

Ночь была теплая, весенняя. Город таял в желтом паре фонарей. Прямые улицы
, бесконечные мосты в эту ночь стали прямее, бесконечнее. Савинкову казал
ось, жандарм едет с закрытыми глазами. На Зверинской обогнали веселую ко
мпанию мужчин и женщин. Оттуда летели визги. Савинков видел: Ц путь в Петр
опавловку. «Ничего не нашли, неужели провокация?» Ц думал он. Извозчик по
ехал по крепостному мосту.
Савинков вздрогнул, перекладывая ногу на ногу.
Ц Холодно? Ц спросил жандарм.
Из темноты выступили мрачные здания, кучи кустов, «как в театре» Ц подум
ал Савинков. Вырастали бездвижные силуэты часовых. Они слезли с пролетки
. Шли по двору крепости. Желтый свет фонарей освещал лишь короткое простр
анство.
От ламп в конторе Савинков закрылся рукой.
Ц Пожалте Ц сказал офицер.
Савинков пошел по длинному коридору.
Ц Сюда Ц сказал голос.
Савинков вошел в темноту камеры. И дверь за ним замкнулась.


ГЛАВА ВТОРАЯ

1

В детской братьев Савинковых, на карте Европейской России, Вологодская г
уберния была розового цвета. На уроках отечественной географии не нрави
лось Борису Савинкову слово «Во-лог-да». Было в нем что-то холодное, розов
ое, похожее на тундру и клюкву.
А теперь ссыльный Савинков идет по Вологде. Скрипит на морозе деревянный
тротуар. На Галкинско-Дворянской, где живет он в доме костела, даже троту
ара нет. Можно утонуть в пушистых сугробах. Краснорожие мальчишки-волог
жане, похожие на анисовые яблоки, возятся день-деньской с салазками прот
ив дома.
Политикантишке, как зовут северяне-туземцы ссыльных, не пристало, конеч
но, рассуждать об обычаях Вологды. Чай тут пьют с блюдечка, при этом свистя
т губами, словно дуют в дудку. Город хлебный, рыбный, лесной.
Это не Москва и не Петербург, где агитаторы, студенты, рабочие, интеллиген
ты. Тут тишь да гладь. Северный, суровый край Вологда.
И всё-таки много хлопот губернатору графу Муравьеву. Со всей империи шлю
т сюда поднадзорных. Сколько нужно полицейских чинов, чтобы только по ут
рам поверять: Ц все ли целы.
К Савинкову в дом костела ежедневно приходит стражник Щукин. И каждоутре
нне говорит: Ц Здравствуйте, господин Савинков.
Ц Зравствуй, Щукин.
Переминается у порога дегтем смазанными сапогами Щукин, хмыкает. Он добр
одушен, это видно по усам.
Ц Видишь, никуда не убежал.
Ц Да куда тут, господин Савинков, бежать. Леса. Лесами куда убежишь? Да и бе
жать чего, живете дай Бог всякому. Прощайте, господин Савинков.
Ц Прощай, Щукин.
Но только вначале был доволен Вологдой Савинков. Когда отдыхал, когда ве
рнулся голос, после девяти месяцев крепости ставший от молчания похожим
на голос кастрата. Теперь всякий шум не казался громовым, как в звенящей т
ишине тюрьмы. Но всё скучней и скучней становилось ему в вологодских сне
гах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108