— Что, надоел уже я тебе со своей работой? — усмехнулся Никита, ничуть не испугавшись перспективы быть обваренным кофе. — Думаешь, вот каким занудой стал…
— Да и был-то… — поддакнула я.
— Думаешь небось, что я неудачник. Вместо того, чтобы найти хорошо оплачиваемую работу, я кисну на этом комбинате, воюю с Сидоровым и так далее.
Мне ли насмехаться над Никитой, да я сама полная неудачница! Но я спросила о другом:
— А почему же ты так против банкротства комбината? Если купит какой-нибудь серьезный богатый человек, он заплатит долги, и специализация ведь не изменится… Если сейчас так нужен ультрамарин, или как там его, то не станет же хозяин переоборудовать комбинат в фабрику игрушек или в завод по производству презервативов! Ну выгонят, конечно, всяких Сидоровых, но уж тебя-то точно оставят! Без тебя они будут как без рук!
— Вот, в этом все дело, — произнес Никита каким-то странным тоном. — Конечно, работяг выгонят, да и Бог с ними, которые захотят работать — останутся. И я работу не потеряю, и производство наладится. Да только работать-то я тогда буду на чужого дядю.
Он будет богатеть, а я всю жизнь просижу на зарплате. И даже не в деньгах дело! — Никита отставил пустую чашку. — Я хочу сам, понимаешь, сам, создать все. Сделать образцовое, приносящее большие доходы предприятие, понемногу выкупать акции и стать владельцем. Я знаю, что смогу это сделать, если бы только были кредиты!
— Вот как? Стало быть, ты хочешь разбогатеть? — Я смотрела на него во все глаза.
— Какой дурак в наше время не хочет разбогатеть? Да только я хочу не просто разбогатеть, а создать все своими руками! — Никита смешался и сказал тихо и смущенно:
— Никому про это не рассказывал, а тебе вот…
Вот какие мы, оказывается. Он хочет, видите ли, не ждать милости ни от кого, а сделать все своим умением. В то время как за несчастный комбинат бьются в высших сферах и убивают людей, этот тип, сидящий напротив меня, хочет поднять комбинат из руин честным трудом, да еще и самому разбогатеть при этом. И стать молодым перспективным владельцем крупного предприятия. Всего-то…
— Ах ты, мой умница, — умилилась я и погладила Никитушку по руке.
За этим и застала нас официантка Аллочка.
— Еще кофе будете? — угрюмо спросила она.
— Будем! — весело ответила я. — Да я бы, пожалуй, и коньячку выпила для настроения…
— Я тоже, — согласился Никита.
— Ты — тоже? — изумилась Алла.
— Неси, — строго приказал он, — и не обсуждай.
У них произошел активный обмен взглядами, после чего Алла удалилась, позабыв при ходьбе повилять бедрами.
От коньяка мне стало тепло и спокойно.
Мы сидели в уголке, отгороженные от остального зала, играла тихая музыка, Никита смотрел на меня в полумраке блестящими глазами — в общем, «Спрут-четыре»? Или — пять?
Ситуация очень напоминала сцену из итальянского сериала. Мне бы только скромное вечернее платьице с вырезом и блестками. Комиссар Каттани и его очередная дама, пока еще живая — насколько я помню, всех его любимых женщин постепенно угрохали.
Посидев так некоторое время, Никита поднялся с места. Вместо Аллы появилась другая официантка, которая принесла счет.
На улице до меня дошло, что Никита вроде бы за рулем.
— Как же мы поедем, ведь ты пил коньяк? — пролепетала я.
— А мы никуда не поедем, — ответил он. — Мы пойдем ко мне. Я живу вон там, в соседнем доме, а машину можно оставить здесь, у кафе, никто не тронет.
Как интересно, отстранение подумала я, ну к нему — так к нему, мне, в общем-то, все равно, лишь бы не домой.
Квартирка была маленькая и ужасно запущенная. Беспорядок там был примерно месячной давности.
— Сестра иногда приходит, — пояснил Никита смущенно, — но сейчас племянник болеет.
А самому ему порядок наводить некогда, небось и в воскресенье на своем комбинате пропадает. Никита, видно, посмотрел на окружающее нас безобразие моими глазами и расстроился. Я видела, что он смущен, растерян и уже жалеет о том, что привел меня к себе.
Я видела его насквозь, я все про него знала.
Я сбросила осточертевшие за долгий день ботинки и забралась с ногами на диван. Поскольку больше сесть было некуда, Никита робко пристроился рядом.
— Хочешь, я расскажу, как была в девятом классе в тебя влюблена? — спросила я.
— Не может быть! Правда? — обрадовался Никита. — Ну-ка, ну-ка, расскажи.
И я рассказала, как из-за него попала в общество Леонардо да Винчи, как с замиранием сердца ждала еженедельных общих собраний, и его вежливо-равнодушного «Здравствуй, Саша!» при нечастых встречах. Как в раздевалке старалась повесить свое пальто рядом с его курткой. Как, обмирая от счастья, рисовала плакаты к его докладу.
— Плакаты были очень хорошие, — тихо сказал Никита, — просто замечательные…
— Я три раза их переделывала, — призналась я.
Я добилась, чего хотела, Никита наконец забыл про свой комбинат и про неудачную жизнь с женой, про то, что впереди у него куча неприятностей, вплоть до увольнения с работы.
Под диваном валялась расческа. Я причесала Никиту так, чтобы он стал еще больше похож на комиссара Каттани. Он мягко отнял у меня расческу, взял за плечи и привлек к себе.
Не знаю, как там целуется настоящий комиссар Каттани, наверное, он все делает отлично, но мой поддельный целоваться совершенно не умел.
А дальше я ничего не буду рассказывать, можете считать, что цензура вырезала из очередной серии «Спрута» все постельные сцены.
* * *
Я проснулась поздним утром и долго соображала, не открывая глаз, где же я, собственно, нахожусь. Потом села на диване и огляделась. В квартире никого не было, даже духом человеческим не пахло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73