Предлог не заставил себя долго ждать — захныкали дети.— Иду, иду, мои лапочки, — пропела Тамара Ивановна и отправилась в спальню.— Давайте не будем ссориться, — двинулся за ней Петров. — Я погорячился, извините. Так что нужно купить?— Так все. Мясо, рыбу, фрукты и овощи. Творог обязательно. Как у бедняжки зубы только не высыпались.— Почему они должны были высыпаться? — удивился Петров.— Молоко кальций из организма вытягивает.Косточки теперь, наверное, у нее хрупкие, как соломинки.— До моего прихода, надеюсь, обойдется без переломов, — сказал Петров и ушел.Он созвонился с директором универсама, в котором сотрудники «Класса» отоваривались с заднего хода. В самом магазине — шаром покати и длиннющие очереди за колбасой и молоком.— Свадьба? — кивнул на его покупки директор.— Вроде того.— Я и вижу — лицо у тебя счастливое.Петрову смертельно хотелось спать, вообще свалиться и забыться.Продукты ему упаковали в четыре коробки. Их надо было тащить до машины, потом до лифта, потом до квартиры. Наверное, профессиональная болезнь филантропов — радикулит.— Тамара Ивановна, вы разберете все это?— Конечно, голубчик. Я ужин приготовила — курицу у тебя нашла и картошку пожарила. Придешь?Теперь Тамара Ивановна была сама кротость.— Спасибо, с удовольствием. Как насчет рюмашки?— Я не буду, а тебе, может, и следует. Ты пьющий? — спросила она подозрительно.— Умеренно. Я пойду умоюсь и принесу коньяк.Зина услышала, как вошел Петров, и открыла глаза. В комнате мягко стелился свет галогенного торшера.— Привет, Зинаида.— Здравствуйте, Павел.— Если ты мне будешь выкать, я вспомню, сколько мне лет. Никто не знает, что десять лет назад семьдесят стукнуло.Петров говорил не глядя на Зину. Он доставал из шкафа чистую майку и спортивные штаны.— Я хотела уйти к себе, но Тамара Ивановна не позволила.Зина понимала: надо поблагодарить соседа. Но удивительным образом никакой особой благодарности к нему не испытывала. Если растрескавшейся земле нужен дождь, то не важно, пригнал тучу северный или южный ветер, она будет просто впитывать влагу.— Как ты себя чувствуешь? — Петров изучающе посмотрел на нее.Желтенькая ночная рубашка в кружевах. В его постель залетела девочка-подросток из пионерского лагеря.— Я себя не чувствую. Это кто-то другой.— Есть хочешь?— Нет, меня Тамара Ивановна бульоном кормила. Из вашей.., твоей курицы.— Тогда я тоже пойду подкреплюсь. Тебе ничего не нужно?— Ты мальчиков видел?— Видел, — соврал Петров. — Отлично выглядят..Он хотел еще что-нибудь приврать, но Зина закрыла глаза и уснула.«Кафка по мне плачет, — думал Петров. — Полнейший сюрреализм».Он сидел на чужой кухне, поглощал ужин, приготовленный женщиной, о существовании которой еще вчера не подозревал, и обсуждал семейные дела посторонних людей.— Звонила Валентина, сестра Зины, — делилась Тамара Ивановна, — бабушку их положили в больницу. Валя взяла отпуск и ухаживает за ней. И правильно, кому старуха там нужна. Чуть не углядел — и пролежни.Петров не знал, что такое пролежни. Тамара Ивановна ему подробно объяснила.— Я купил приборы для сцеживания молока. Вы видели?— Не нужны они. Я грудь Зине перевязала.— В каком смысле?— Чтобы молоко перегорело. Куда ей еще кормить?— Но Козлов этого не говорил.— Много он понимает. Нет, конечно, детский врач он очень знающий.— Тамара Ивановна, нужно еще что-нибудь Зине, детям?— Одежонки у них маловато, застиранная вся.Зина уже ползунки стала надставлять, они ведь растут. Нет у тебя знакомых, у которых младенцы подросли?— Есть, завтра спрошу. Ничего, если я вам не буду помогать с посудой? Честно говоря, засыпаю на лету.— Да что ты, что ты! — замахала руками Тамара Ивановна. — Разве мужское это дело.— То-то я им лет двадцать занимаюсь.Дома Петров посмотрел на спящую Зину, представил: чтобы добыть из кладовки раскладушку, надо вытащить лыжи, велосипед и еще кучу всяких вещей.— Дудки! — заявил он вслух. — Я не кусаюсь и истощенных женщин не насилую. Неистощенные сегодня тоже могут не беспокоиться.Он достал подушку, плед и лег рядом с Зиной.Не просыпаясь, она вдруг повернулась к нему, положила голову на плечо и обняла за шею. Петров почувствовал, как к нему прижалась плоская забинтованная грудь соседки.Проклиная себя, он убрал Зинину руку и осторожно встал. Побрел к телефону.— Козлов? Это Петров.— Петров? Это Козлов.— Доктор, проснись, мне надо задать тебе вопрос.— Армянское радио отвечает.— Перестань храпеть в трубку. Тамара Ивановна перевязала грудь.— Зачем? Что у нее с грудью?— Да не у нее. Она Зине перевязала, чтобы молоко перегорело.— Подожди, я сейчас врублюсь. Так. Если у нее пневмония, то надо, чтобы легкие хорошо вентилировались. Поэтому все сдавливания — это плохо. Что сказала Маша Новикова?— Какая еще Маша?— Терапевт. Она должна была к вам заехать, я просил.— Ни о какой терапевтше не слышал. Так что мне делать? Разбинтовывать?— Нет, не надо. Из двух и более зол это, наверное… Оставь все, как есть. Завтра терапевт ее посмотрит. Ты лекарства купил, уколы делаете?— Делаем. Пока.Он положил трубку, пока проснувшийся Козлов не успел вспомнить о любви Петрова к литературе. * * * На следующий день Петров по телефону договорился с Людмилой, женой Потапыча, что после работы подъедет и заберет чемодан с детскими вещами.Потом позвонила Тамара Ивановна.— Докторша вчера приходила к Зинаиде и не попала в дом. Когда домофоны устанавливали, у Зины ста пятидесяти рублей не было, поэтому ей переговорник не поставили, только ключ дали. К ней, если кто приходит, звонит соседке внизу, та открывает. А я откуда знала?— Но сегодня доктор в квартиру попала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16