— К несчастью, да.— А ведь все считают, что ты и тогда продолжал заниматься классической филологией!— Так и было, особенно когда я попадал в Италию и Грецию. Но все же большую часть времени я действительно отдавал деятельности во славу Британской Короны. — Гарри выбрал один из выращенных в оранжерее персиков и вынул его из корзинки. — Теперь, поскольку война закончена, я могу подумать о поездке на Континент с совершенно иными и куда более интересными целями. А ты бы хотела поехать со мной, Августа? Мы, конечно, взяли бы с собой и Мередит. Путешествия очень познавательны.Августа приподняла бровь:— Так кого ты хотел бы просветить в первую очередь: меня или свою дочь?— Мередит, без сомнения, получила бы от такого путешествия больше всех. А тебе, чтобы углубить кое-какие знания, совсем необязательно даже выходить из спальни. И должен сказать, ты все схватываешь буквально на лету.Августа не выдержала и смутилась:— Гарри, честное слово, порой ты говоришь совершенно непристойные вещи! Тебе должно быть стыдно.— Прошу прощения, дорогая. Никогда не думал, что ты станешь такой поборницей приличий. Склоняю голову перед твоими глубочайшими познаниями в этой области.— Ох, Гарри, пожалуйста, замолчи, иначе я вывалю остатки нашего пикника тебе на голову!— Как вам будет угодно, мадам.— Ну хватит, лучше расскажи, почему ты так уверен, что мой брат не был вовлечен в тайную деятельность английской разведки.— Дело в том, что если бы он был штатным агентом, то работал бы именно на меня — либо непосредственно, либо через кого-то другого. Я уже объяснял, что моя работа главным образом заключалась в том, чтобы руководить другими людьми. Эти люди, в свою очередь, собирали огромное количество сведений, благодаря своим собственным агентам, и предоставляли эти сведения мне. Я должен был разбираться во всей этой чертовой каше и отделять зерна от плевел.Августа лишь изумленно покачала головой, не в силах представить себе Гарри за подобной работой.— Но ведь в таких делах, должно быть, участвовало невероятное количество людей как здесь, так и за границей?— Порой даже чересчур много, — сухо подтвердил Гарри. — Во время войны шпионы кишат, как муравьи на скатерти для пикника. Это доставляет массу неприятных хлопот, но без тайных агентов невозможно выполнить ни одну задачу.— Но если так, то Ричарда вполне могли завербовать, и ты никогда бы не узнал об этом? — спросила Августа. Гарри молча ел персик.— Я учитываю эту возможность. А потому провел кое-какие расследования.— Расследования? Какие еще расследования?— Попросил кое-кого из старых друзей выяснить, не был ли Ричард Баллинджер каким-то образом приобщен к работе официальной британской разведки. Ответ был отрицательным, Августа.Августа подтянула колени к подбородку и обхватала их руками, явно недовольная категоричностью последних слов Гарри.— И все-таки я думаю, что мои предположения заслуживают внимания.Гарри не ответил.— Ты все же должен допустить, что существует — пусть очень небольшая — возможность того, что Ричард оказался замешанным в дела разведки. Может быть, он сам обнаружил что-нибудь важное и собирался передать сведения кому следует.Гарри по-прежнему не отвечал и молча доедал персик.— Ну? — теребила его Августа, пытаясь скрыть волнение. — Разве ты со мной не согласен?— Ты хочешь, чтобы я солгал тебе, Августа?— Нет, конечно же нет! — Она сжала кулаки. — Я просто хочу, чтобы ты согласился, что мог и не знать всего о деятельности разведки во время войны.Гарри коротко кивнул:— С этим я, пожалуй, соглашусь. Никто не мог бы знать абсолютно все. Во время войны всегда слишком много тумана. Большая часть военных действий — как на поле брани, так и вне его — совершается как бы в серых сумерках. А при ярком свете остается лишь подсчитывать потери и оставшихся а живых. Никто не может с уверенностью сказать, что осведомлен обо всем, пока туман не рассеется. Возможно, так оно и лучше. Я убежден, что многого о войне лучше вообще не знать.— Например, того, чем занимался мой брат? — горько бросила Августа.— Помни своего брата таким, каким ты его знала, Августа. Сохрани в памяти образ последнего из безудержно смелых, дерзких, безрассудных нортамберлендских Баллинджеров и не терзай себя мыслями о том, что могло быть, и могло и не быть во время войны, это уже в прошлом.Августа вздернула подбородок:— Но в одном вы все-таки не правы, милорд!— В чем же?— Мой брат не был последним из нортамберлендских Баллинджеров. Последняя в нашем роду — я!Гарри сел, глядя на нее с холодным предостережением:— У тебя теперь новая семья, Августа. Ты сама сказала об этом вчера ночью в картинной галерее.— А теперь я передумала! — Августа лучезарно улыбнулась ему. — Теперь мне уже кажется, что твои предки совсем не так хороши, как мои собственные.— В этом отношении ты, без сомнения, права. Никто и никогда не мог бы назвать моих предков хорошими. Однако теперь ты стала графиней Грейстоун, и я постараюсь, чтобы ты никогда об этом не забывала.
Прошла неделя. Августа сидела в кресле на залитой солнцем галерее второго этажа прямо под портретом своей прекрасной предшественницы. Она в задумчивости обратила свой взгляд на обманчиво безмятежный лик предыдущей графини Грейстоун.— Я намерена восполнить тот ущерб, который вы нанесли этому дому, Кэтрин, — произнесла она вслух. — Я далеко не идеал, но любить я умею, а вот вы, как мне кажется, даже не представляли себе, что означает это слово. В конце концов, вы ведь не были образцом добродетельной женщины, не правда ли? Ах, как много вы потеряли, погнавшись за обманчивыми иллюзиями!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113