— Может, надо было предварительно позвонить.
— Я не хотел, чтобы у Файрбрейса была возможность поработать над ответами до того, как я задам ему вопросы. — Калеб внимательно всматривался в запыленные окна. За стеклом не было видно никаких признаков жизни, но на дверной ручке не висела и табличка с надписью «Закрыто».
Он взялся за ручку двери и повернул ее. Дверь со скрипом открылась, и стала видна пустая передняя часть ателье.
По стенам были развешаны выцветшие образцы фотографий на различные удостоверения. В отведенной для посетителей части помещения стояли два складныx металлических стула и пепельница, полная окурков. Рисунок на покрывавшем пол линолеуме почти совсем стерся. На стеклянной крышке стойки лежала небольшая карточка с надписью «Вернусь через пять минут».
— Есть здесь кто-нибудь? — окликнул Калеб. Никто ему не ответил.
— Может, он в заднем помещении, — предположила Сиренити. — Работает в темной комнате или фотографирует клиента.
— Вернее всего, он видел нас и решил скрыться.
Калеб обошел стойку и толкнул вращающуюся дверь, отделявшую переднюю часть ателье от студии.
Он прошел в дверь и резко остановился, когда увидел, что там его ожидало.
Он стоял в черно-белой сказочной стране, полной гигантских изображений лица Кристал Брук.
Увеличенные фотографии его матери были везде. Ее озорные, смеющиеся глаза смотрели на него с потолка и со всех четырех стен студии. Ее соблазнительные губы, приоткрытые в обворожительной, неподвластной времени улыбке, заполняли собой обширные пространства. Ее волосы цвета платины волнами перекатывались по полу у него под ногами. Фотокамера запечатлела целую гамму ярко освещенных выражений — соблазнительных, невозмутимо-спокойных, шутливых. Все это были замечательные портреты, но не конкретного человека, а изначальной женщины-богини, и все они были сосредоточены на ее лице. Не было ни одной фотографин ее обнажанного тела.
Калеб рассматривал их с напряженным вниманием. Он понял, что видел работу такого совершенства где-то еще. И причем совсем недавно.
Сиренити вошла в дверь за спиной у Калеба и в изумлении остановилась.
— Что же это такое?
— Немного странно, правда? — Калеб оторвал взгляд от многократно повторяющихся образов Кристал Брук и осмотрел остальное пространство комнаты. Во всей студии не было ни одного цветового пятна. Все, начиная с черных металлических штативов, фотокамер и осветительной аппаратуры и кончая полотнищами белой марли в качестве задников, было либо черным, либо белым.
— Такое впечатление, будто входишь в старую фотографию, — прошептала Сиренити. — Калеб, мне это не нравится.
Он оглянулся на нее через плечо. Сиренити стояла с неуверенным видом в чаще ламп, установленных на высоких, тонких треножниках. Сегодня она решила одеться в один из своих специально выходных комплектов — брючный костюм в бежевых и рыжевато-коричневых тонах, который не особенно ей шел. Но, как всегда, ее живые, естественно-яркие черты с лихвой восполняли все недостатки одежды.
Ее волосы сияли подобно огненному облаку на фоне этой странной черно-белой комнаты. Ее павлиньи глаза никогда еще не были такого ярко-зеленого цвета. И никогда еще не казались такими огромными, как сейчас, когда она встретила взгляд Калеба.
— Подожди на улице, если тебе здесь неприятно, — сказал Калеб. — Я хочу осмотреться.
— Давай уйдем отсюда вместе. Прямо сейчас. Пожалуйста, Калеб.
— Дай мне еще минуту. — Калеб заметил ряд черных шкафчиков у дальней стены ателье. Подумав о том, какую интересную информацию он обнаружил в архиве Эстерли, он направился туда.
— Калеб, постой. Здесь во всем этом явно что-то не так, — тревожно сказала Сиренити. — Я правда считаю, что нам надо уйти.
— Боюсь, слишком поздно вы спохватились, мисс Мейкпис. — Голос Файрбрейса раздался от двери у нее за спиной. — Слишком, слишком поздно. А впрочем, возможно, поздно было всегда, с самого начала.
— О Боже, — прошептала Сиренити.
Калеб обернулся. Файрбрейс усмехался своей кривой усмешкой и целился из пистолета Калебу в грудь.
— Не думал, что вы догадаетесь. Во всяком случае, не так быстро. Что навело вас на след?
— Фотография, — произнес Калеб. — Фотография моих родителей, сделанная вскоре после моего рождения. На обороте был штамп фотостудии Эстерли и Файрбрейса.
— Фотография. — Файрбрейс поморщился. — Какое совпадение. Значит, вы все вычислили и явились ко мне.
— Не все. — Калеб взглянул на пистолет. — Если бы я все вычислил, то не взял бы с собой Сиренити.
— Досадная ошибка для мисс Мейкпис.
— Секундочку, — сдавленно проговорила Сиренити. — Что здесь происходит?
— А ты не понимаешь, Сиренити? — спросил Калеб. — Файрбрейс не просто шантажист. Он убийца.
— Убийца? — Сиренити оторопело уставилась на него. — Но ведь никто не убит.
Калеб не отводил взгляда от Файрбрейса.
— Эмброуз Эстерли был убит, не так ли, Файрбрейс?
— Эмброуз? — Сиренити поднесла руку к горлу. — О нет, только не это. — В ее обращенных к Файрбрейсу глазах были гнев и возмущение. — Вы убили его?
— Это был несчастный случай, — огрызнулся Файрбрейс. — Я не хотел его смерти.
— Несчастный случай? — выдохнула Сиренити. — Я не понимаю.
Бросив на нее короткий, нетерпеливый взгляд, Файрбрейс снова сосредоточил свое внимание на Калебе.
— Он поймал меня в ту ночь, когда я во второй раз проник к нему в хижину. Я думал, он пьяный завалится спать, как в первый раз. Но он не пошел спать. После ухода приятельницы он просто остался сидеть в гостиной, не зажигая света. Наверно, слышал, как я лез в окно. Он как будто ждал меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108