Кадры не дают представления о глубине ямы, которая, когда в нее спускаешься, кажется бездонной и вечной, словно древний разрушенный колодец. Бобби снова переключает каналы, находит старый фильм про Джека Потрошителя с Майклом Кейном, убавляет звук и смотрит, как сыщики в длинных черных пальто торопливо шагают по тускло освещенным улицам, а мальчишки-газетчики выкрикивают новости о последнем зверском убийстве. Он начинает сводить воедино все, о чем говорила Алисия. Все по порядку. Начиная от «я только что с похорон» и «все продолжают жить своей жизнью, но я еще не готова» до «поэтому я и прихожу сюда… чтобы понять, какая часть моего существа умерла» и «мне нужно уйти». Ее чудесное преображение… Не померещилось ли Бобби? Воспоминание кажется нереальным, но, с другой стороны, все воспоминания нереальны; и в тот момент, когда произошло преображение, он уже совершенно точно знал, кто и что она; и, когда Алисия забрала со стойки туфельку – предмет, позволивший ей понять наконец, что с ней случилось, – она всего лишь вернула свою собственность. Конечно, все можно объяснить иначе, и существует великий соблазн принять другие объяснения: что она просто нервозная деловая женщина, отдыхавшая в баре от скучного корпоративного здравомыслия; что как только она осознала, где находится и чем занимается, она схватила сувенир и удрала назад к своим сетевым графикам, факсам, распечаткам, зерновым фьючерсам и свиданиям за бокалом мартини с каким-нибудь милягой из рекламного отдела, который в конце концов затрахает ее до потери сознания, а потом будет рассказывать обычные истории в духе «она сама этого хотела» своим приятелям в тренажерном зале. В конечном счете, вот кто она такая, невзирая на обстоятельства. Несчастливая женщина с несчастливой судьбой, желающая большего, но еще неспособная понять, как сама себя загнала в тупик. Но все, что он прозрел в Алисии в последний вечер в «Блю леди», чудесное преображение, подобное невольному откровению… несмотря на весь соблазн удовлетвориться обычными объяснениями, эти воспоминания не вычеркнуть из памяти. Бобби выходит на работу только через неделю. Приходит поздно, когда уже стемнело и зажглись прожектора, и испытывает смутное желание сообщить своему бригадиру, что увольняется. Он показывает пропуск на входе и спускается в яму, высматривая Пинео и Мазурека. Огромные желтые бульдозеры стоят неподвижно, вокруг толпятся люди, и Бобби понимает, что из-под завалов недавно извлекли очередное тело, ритуальная минута молчания только-только завершилась и после недолгого перерыва работа вот-вот возобновится. Бобби не особо хочет присоединяться к остальным и встает у стены из огромных бетонных плит, расколотых и беспорядочно нагроможденных одна на другую, с черными провалами теней между ними и ужасами, погребенными глубоко внизу. Он стоит там с минуту, а потом вдруг чувствует спиной близкое присутствие Алисии. Нет, ничего похожего на историю о привидениях. Никакого дикого холода, никаких ледяных мурашек по коже, никакого потустороннего завывания. Все равно что сидеть с нею в баре. Ее тепло, аромат ее духов, ее нервное напряжение. Только сейчас все кажется слабее, неуловимей: еле ощутимое присутствие в этом мире. Бобби боится, что тонкая связь между ними лопнет, если он обернется на нее посмотреть. В любом случае, наверное, она незрима. Ничего стивен-кинговского, никаких призраков Алисии, зависшей в нескольких дюймах от земли, с чудовищными смертельными ранами на теле. Она лишь частица себя, воссозданная здесь усилием воли, менее вещественная, чем струйка дыма, менее внятная, чем тихий шепот. «Алисия», – медленно произносит Бобби, и впечатление ее близкого присутствия усиливается. Запах духов становится слышнее, волны тепла интенсивнее. «Я понял, что тебе нужно уйти», – говорит он, а потом вдруг испытывает такое ощущение, будто она снова обнимает его, обволакивает, притягивает всем оставшимся теплом своего существа. Он почти чувствует под рукой ее гибкую талию, тонкие ребра, мягкую грудь и жалеет, что они не могут быть вместе. Один-единственный раз. Не для того, чтобы попотеть в постели и дать сонные обещания друг другу, и снова потерять голову, и снова овладеть собой, и с чувством горького разочарования разойтись в разные стороны, но потому, что в большинстве случаев люди лишь частично соприкасаются здесь, в земном мире, как они с Алисией соприкоснулись в «Блю леди», узнав друг друга лишь поверхностно, получив представление всего о нескольких основных линиях и нескольких невнятных намеках на детали, напоминая две эскизные фигуры посреди огромного полотна маслом, думая обо всем на свете и не стремясь понять самое важное, – но теперь, когда между ними установилась такая связь, они постараются понять все. Они постараются постичь вещи, неуловимые и неосязаемые, как пелена дыма в глубине глаз. Древнюю грамматику духа; истины, лежащие в основе старых, но недавно разрушенных истин. Освободившись в своем страстном стремлении от всего плотского, обретя способность проникать взором в суть вещей. Они станут разговаривать друг с другом, забудут о городах и войнах… Значит, не поцелуй Алисии он чувствует сейчас, но живо переживает воспоминание о поцелуе, испытывает все то же смешанное чувство смущения и сексуального возбуждения, на сей раз умеренное более спокойной эмоцией. Удовлетворение, думает Бобби. Удовлетворение от сознания, что он помог ей все понять. От сознания, что сам понял, почему собирает коллекцию из найденных в яме предметов и почему подошел к Алисии в баре. Неважно, судьба это или случайное стечение обстоятельств;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12