Кейтлин радовалась: ее мечты становились явью. Ренд превратил Страткерн в образцовое поместье Северной Шотландии, а этого-то как раз Кейтлин и добивалась.
Но она вовсе не просила мужа уделять Страткерну такое большое внимание. Она не забыла, как Ренд обвинил ее в том, что она продала себя ради интересов шотландских Рендалов, и потому теперь бдительно следила за тем, как идут дела в Кренли. Кейтлин уже смирилась с необходимостью возвести там новый дом — ведь муж растолковал ей, что когда-нибудь они станут жить то в Англии, то в Шотландии, а для этого нужно привести в порядок обе усадьбы.
— Дэвид, о Дэвид!.. — внезапно сорвалось с губ Кейтлин. Она была уверена, что Дэвид не удивился бы последним нововведениям Ренда. Дэвид говорил, что если его кузена удастся убедить в том, что в Страткерн можно заглядывать чаще, чем раз в год, он непременно преобразит эти края.
Казалось бы, Кейтлин должна была чувствовать себя счастливой, но на самом деле она пребывала в растерянности.
Ее очень смущала перемена, происшедшая с Рендом. Он стал удивительно сдержанным, спокойным, уступчивым. Кейтлин не узнавала своего мужа. Он больше не поддразнивал ее, не ссорился с ней… не пылал по ночам страстью. С ним было скучно, а его предупредительность и деликатность так бесили Кейтлин, что порой ей хотелось запустить в него чем-нибудь, завизжать и выскочить из комнаты, хлопнув дверью.
Кейтлин носила под сердцем ребенка, но Ренд изменился еще до того, как услышал эту радостную весть. Казалось, беременность жены стала для него поводом еще больше отдалиться от нее. Нет, он, разумеется, по-прежнему исполнял свой супружеский долг, ибо был слишком горяч, чтобы блюсти воздержание, и слишком совестлив, чтобы искать утехи на стороне, но Кейтлин в последнее время все чаще казалось, что связывают их узы не любви, но — брака. Эта мысль очень мучила ее, и она частенько гадала, а не жалеет ли Ренд об утраченной свободе и не вспоминает ли своих многочисленных любовниц. Тут Кейтлин представила себе прекрасную леди Маргарет и до боли прикусила губу…
Серль тем временем продолжал рассуждать о сельском хозяйстве, и Кейтлин заставила себя вслушиваться в его слова. Управляющий оказался на редкость приятным человеком и истинным знатоком своего дела. Кейтлин уже успела убедиться в этом. Она узнала, что Серль действительно был предан ее мужу, но не потому, что ему хорошо платили, а из-за своего младшего брата, который служил некогда в Испании и которого полковник Рендал не единожды выручал из серьезных переделок. Если бы Кейтлин с самого начала поверила инстинкту Бокейн, она давно бы уже не сомневалась в надежности Серля. Хорошо, что их взаимная неприязнь осталась в прошлом. У Кейтлин до сих пор начинали пылать щеки, когда она вспоминала всю ту напраслину, какую возводила прежде на этого достойного человека.
Подъезжая к Страткерну, Кейтлин обратилась к Серлю с вопросом, занимавшим ее уже очень давно:
— Мой муж тратит уйму сил и средств на то, чтобы сделать наше здешнее поместье образцовым. Как вы думаете, когда его усилия принесут плоды?
Серль ответил уклончиво:
— Лорд Рендал — глава клана, и потому выгода не должна стоять для него на первом месте.
Этими словами Кейтлин и пришлось удовлетвориться.
* * *
Ренд и впрямь весьма добросовестно исполнял обязанности вождя клана. Например, сейчас он принимал в библиотеке молодого Дарока, просившего у него руки красавицы Фионы. Головы оленей молчаливо наблюдали со стен за происходящим.
Оба джентльмена чувствовали себя в высшей степени неловко. Дарок потому, что впервые выступал в такой роли; Ренд — по той же причине. Правда, у него были две замужние сестры, но обе пошли под венец без его благословения. И только нынче Ренд начал понимать, что ему очень повезло, ибо роль опекуна вовсе не пришлась ему по душе.
Откашлявшись, Дарок сказал:
— Увеселительные поездки в Эбойн и Абердин? Да что вы! Ничего подобного не было. Вы же знаете наших сплетников. Хлебом не корми, дай очернить человека. Чтобы иметь столько женщин, сколько мне приписывает молва, я должен быть по меньшей мере турецким пашой!
И он неуверенно рассмеялся.
— Значит, ваша репутация безупречна? — улыбнулся в ответ Ренд. — Вот и отлично. Но уверены ли вы, что Фиона тоже считает ее таковой?
Дарок выпрямился в кресле и воскликнул:
— Разумеется! Фионе известно, что она — та единственная женщина, которую я когда-либо любил и буду любить. И я не знаю, как мне убедить вас, что я вовсе не распутник! Я могу лишь дать вам слово джентльмена!
— Но я и так верю вам, — улыбаясь, заметил Ренд.
— Правда? — В глазах Дарока плеснулось сомнение.
— Правда. Я ведь знаю, зачем вы на самом деле ездили в Эбойн и Абердин.
Эти сведения Ренд почерпнул из писем доктора Инна, адресованных мистеру Гранту. Не то чтобы доктор считал Дарока скопищем всех пороков, но кое-какие подозрения у эскулапа зародились, и он поделился ими со своим другом. Ренд вспомнил ту ночь, когда он остановился в придорожной гостинице «Две вороны» и увидел молодого Дарока, который выбрался из кареты, прижимая к себе завернутого в плед человека. Позже он объяснил, что возил своего захворавшего друга к врачу и что больной уже поправился. Да, улыбнулся Ренд, к врачу его действительно доставили, но вот поправился он вряд ли. Разве что уподобился библейскому Лазарю…
— Что до контрабанды, то к ней я больше касательства не имею! — напыщенно объявил Дарок.
— Не сомневаюсь, — вежливо и холодно откликнулся Ренд.
Дарок явно рассердился, но с места не двинулся и ничего не сказал.
Ренд подался вперед, чтобы подчеркнуть всю значимость своих слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123