Он очень тщательно запер замок и положил ключ в карман.
* * *
Руан, как и Честер в Англии, думал Кэм, во многом сохранил свой средневековый вид. По обеим сторонам извилистых мощеных улиц этого города возвышались знакомые деревянно-кирпичные дома с плетеными крышами. Кэму казалось, что он попал в другое столетие. Он шагал по улице Руе-де-Грос-Хорлож, пока не дошел до знаменитых часов в арке, давших название улице. Кэм замедлил шаг и повернулся, как будто чтобы узнать время по циферблату исторического памятника. Убедившись, что никто не идет за ним следом, Колбурн нырнул в дверь обувного магазина. Произнесенные пароль и отзыв прозвучали для непосвященных как обычные слова приветствия. Кэма провели в коридор. Через мгновение герцог уже пересек здание и вышел в другой дворик.
Рабочий, сгорбившийся над кусками окрашенной кожи, поднял взгляд на вошедшего, вытер руки о штанины и подошел к Кэму.
Гилберт Родьер умел принимать множество обличий, и за одиннадцать лет, прошедших с тех пор, как судьба впервые свела их с Кэмом, у него было предостаточно времени, чтобы довести это искусство до совершенства. Удивительно подвижное лицо этого человека и невероятный талант к подражанию, думал Кэм, могли обмануть самый проницательный взгляд. Одетый соответствующим образом, Родьер мог выдавать себя за жеманного стареющего mиё или грубого оборванного бродягу, сквернейшего из отбросов человеческого общества. Даже агентам Родьера не удавалось узнать его в лицо – обстоятельство, несколько раз спасавшее Гилберту жизнь.
Мужчины обменялись улыбками и крепко пожали друг другу руки.
– Ты быстро справился, – сказал Родьер, жестом предлагая Кэму присесть на одну из лавок у стены. – Не было никаких проблем?
Кэм слегка стиснул зубы перед тем, как ответить:
– Ничего такого, с чем я не смог бы справиться. Все прошло как по маслу.
Герцог достал из кармана письмо Габриель и вручил его Родьеру. В объяснениях не было необходимости. План их действий был согласован еще несколько недель назад.
– Какие новости? – спросил Кэм, когда Родьер спрятал письмо в карман и присел рядом с ним на лавке.
– Первый консул к концу года почти наверняка станет императором. Ты слышал, что трибунат проголосовал и поддержку этого предложения?
– Слышал, – улыбнулся Кэм.
– Ты этому рад?
– Конечно. Это известие станет поперек горла мистеру Чарльзу Джеймсу Фоксу и всем подобным ему либералам.
– Американцам это тоже не понравится. Бонапарт, слава Богу, не слишком осторожен.
– Да. Он считает, что не нуждается в осторожности. Он возлагает все надежды на судьбу, фатум – называйте как угодно. Пришел его звездный час, и Наполеон считает себя неуязвимым. Если придется, он не раздумывая бросит вызов всему миру.
– В этом может заключаться наше спасение, – задумчиво произнес Кэм.
Какое-то время царило молчание. Друзья размышляли, что ждет их родины в будущем. Обоим представлялись безрадостные картины.
Наконец Родьер сказал:
– Мне нравится этот ваш мистер Фокс. Побольше бы таких людей во Франции.
Друзья уже десятки раз спорили по этому поводу, и Кэм не захотел сейчас снова вступать в дискуссию. Родьера никогда не удастся убедить, что революция во Франции была ошибочна в принципе и что со временем власть аристократии смогли бы разделить более широкие слои населения. Подобно Фоксу, Родьер был идеалистом. Именно идеализм толкал Гилберта на борьбу с тиранией абсолютной власти, принадлежала ли она одной коронованной особе или же заключалась во власти большинства. Идеализм заставил его выбрать путь, который многие посчитали бы предательским. Однако, думал Кэм, к счастью, Родьеру досталась и толика галльского реализма. Иначе француз не поддержал бы затею с похищением Габриель де Бриенн.
Чтобы сменить тему, Кэм спросил:
– Удалось ли тебе узнать еще что-нибудь об этой девушке?
Родьер бросил на собеседника сочувствующий взгляд.
– Кстати говоря, мне действительно удалось многое узнать о ней, хотя остались еще пробелы, которые, думается мне, вряд ли возможно заполнить.
Родьер похлопал Кэма по плечу.
– Надеюсь, ты не откусил больше, чем сможешь прожевать, У тебя в плену не девушка, а закаленный в битвах солдат.
И Родьер стал описывать жизнь Габриель начиная с ее освобождения из тюрьмы Аббей до возвращения во французское высшее общество.
Информация была обрывочной, но когда Родьер подошел к концу повествования, Кэм уже хорошо представлял, что пришлось пережить Габриель. Постепенно недоверие уступило место медленно закипающему гневу, но герцог ни голосом, ни взглядом не выдал своих чувств.
– О чем думал этот Маскарон? – спросил Кэм. – Если он заботился о безопасности внучки, то почему просто не спрятал ее где-нибудь?
Колбурн вспомнил о шрамах, которые обнаружил, когда ухаживал за Габриель на борту яхты.
– Множество женщин смогли пережить революцию и остаться целыми и невредимыми. Зачем ей было маскироваться под мальчика? Почему Маскарон настоял, чтобы она осталась вместе с ним?
Родьер посмотрел на друга с нескрываемым любопытством.
– Кто знает? – произнес он наконец. – Возможно, на Маскарона повлияла судьба других невинных женщин, чьи мужья и родственники попали в немилость. Разве ты забыл, скольким из них пришлось последовать за отцами, мужьями и братьями на гильотину? Положение Габриель было опасным вдвойне. Ее отцом был Роберт де Бриенн, а дедушка скрывался от правосудия.
Оба замолчали, помня, что хотя Родьер и сбежал от госпожи Гильотины, его родственникам и друзьям повезло меньше.
Кэм философски пожал плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128