Ева заметила, что, когда они только вошли сюда, он в знак приветствия помахал рукой и Бернару.
Около полуночи Ева запросилась домой. Она так и сказала: домой.
— Ты никуда не поедешь. Ты будешь жить у меня.
— Я не могу. А как же жена?
— Мы разделили дом, она живет на второй половине. У нее сейчас наверняка гости. Кроме того, она хочет познакомиться с тобой. Она безумно любит русских.
Ева ждала, что вот сейчас Бернар расскажет ей о своей жене — как они познакомились, как случилось, что она, русская, оказалась в Париже, но он молчал, смотрел на Еву и прерывал это молчаливое рассматривание лишь для того, чтобы заказать еще выпивку.
Когда они вышли из бара, он сказал:
— Не могу еще поверить, что ты здесь. Мне снится сон?
Как бы и ей хотелось, чтобы это был сон!
Во сне позволено все. Во сне она бы непременно уступила ему и поехала с ним хоть куда, даже к нему домой, она бы позволила ему целовать себя до утра, она бы многое спросила у него и рассказала бы сама. Но это был не сон, они шли по улицам обнявшись, и Ева ничего не понимала. Зачем ему было приглашать ее, если он живет с женой? Он воспринимает ее как русскую путешественницу, искательницу приключений или любви?
И все же это был сон. Они вернулись в машину, и Бернар вновь поцеловал Еву.
— Мы не должны этого делать, — сказала она и отвернулась к окну.
— Почему? Я же так ждал тебя, я постоянно думал о тебе.
— Я не знаю. Я не могу. Не спрашивай меня.
Ты же сам все понимаешь.
— Разве ты приехала не ко мне? — И вновь эти глаза, которые просят если не любви, то хотя бы нежности.
— Нет. Я приехала не к тебе. Отвези меня в гостиницу.
Они быстро мчались по пустынным ночным улицам, проехали по мосту через реку. «Должно быть. Сена».
Вдруг он резко затормозил, вылез из машины, обошел ее и открыл дверцу. Ева поняла, что должна выйти. Ей стало не по себе.
— Ни к тебе, ни ко мне, — сказал он, взяв ее за руку, и повел за собой через дорогу. Они вошли в ярко освещенный подъезд дома, где консьержка поздоровалась с Бернаром, поднялись на третий этаж, прошли долгий гулкий коридор, пока не остановились напротив какой-то двери. Бернар достал ключи и отпер замок. — Ни к тебе, ни ко мне, — повторил он и закрыл за собой дверь.
И тут случилось то, чего она больше всего боялась. Он набросился на нее и стал страстно покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь. Платье, словно вторая кожа, медленно сползло вниз, обнажая ее тело.
— Я… Я ждал тебя… — Он вел себя так, будто всю жизнь ждал этой минуты. Подхватив Еву, Бернар отнес ее куда-то в глубь квартиры. — Я знаю, ты приехала ко мне. Я не должен был уезжать, не должен был оставлять тебя одну в Москве… Я звонил… — Он уложил ее на постель и принялся судорожно раздеваться. — Я звонил, а трубку взял мужчина… Он находился в твоей комнате… Ты была там?
Она уже лежала на спине и не могла пошевелиться. Бернар, продолжая ласкать ее, раздвинул ей колени.
— Ты была там? Ты не хотела взять трубку?
— Нет! — крикнула она, но он ей зажал рот своими губами. Она почувствовала на бедрах его горячие руки, и все смешалось в ее сознании. Она слышала только стук деревянной спинки кровати о стену и вздохи мягкого, словно наполненного воздухом, матраца. Бернар был сильным мужчиной, он, не давая ей времени опомниться, то опрокидывал ее на спину, то поднимал на своих руках и подбрасывал вверх, то захватывал сзади и проникал в нее, что-то бормоча по-французски и целуя ее спину и затылок.
Бернар угомонился только под утро. Они уснули обнявшись. Еве показалось, что она спала одну минуту, между тем, когда она открыла глаза, был уже полдень. Солнце заливало комнату. Она увидела белый потолок и спускавшийся почти к самой постели прозрачный, как мыльный пузырь, светильник. Бернар, не открывая глаз, обхватил ее обеими руками и сказал:
— Не отпущу. — И она услышала где-то совсем рядом биение его сердца. — Буду держать тебя вот так всегда, чтобы ты не уехала.
— Где мы? — спросила Ева, пытаясь высвободиться, но он крепко сжимал ее. — Не у тебя и не у меня?
— Это квартира Пейрара. Он в Лозанне.
Спи.
* * *
Пока он ходил вниз за молоком, Ева лежала в постели. Мысли ее сбились, она не могла думать ни о ком, кроме мужчины, который сейчас войдет в комнату. Ей не хотелось уходить, как уходила она рано утром от Вадима. Но какая-то сила все же заставила ее подняться и прикрыться простыней. Тут же распахнулась дверь, и в комнату почти влетел Бернар.
В руках он держал пакет.
— Я уж думал, что ты сбежала. Я так спешил… — Он присел на постель и поцеловал ее. — Ты ешь кукурузные хлопья? С горячим молоком?
Она пожала плечами: разве теперь это имело значение?
Он умчался, должно быть, на кухню, потому что она услышала звон посуды, шум льющейся из крана воды и пение.
Ева, стараясь двигаться бесшумно, осторожно проскользнула в ванную и встала под душ.
Под прохладными струями воды она постепенно приходила в себя. В зеркале, почти во весь рост, она увидела себя, обнаженную, и подивилась своему отражению. Еве показалось, что на нее смотрит неизвестная ей женщина. Что-то такое читалось в ее взгляде, что хотелось спросить эту женщину: это Бернар сделал тебя такой счастливой или это вообще не ты?
В горячем молоке желтые кукурузные хлопья стали совсем мягкими. Бернар разливал по чашечкам кофе.
После завтрака он, снова крепко взяв ее за руку, проводил до машины, усадил на сиденье и, отлучившись ненадолго, вернулся с букетом неизвестных Еве желтых и розовых цветов.
— Кажется, кончился дождь, — сказал он, усаживаясь. — Ну вот, а теперь домой.
* * *
Дом, в котором жили супруги Жуве, занимал полквартала Марэ и был окружен большим садом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48