Голос его был полон желания.
Его губы тронули ее, прикоснулись, раздавили, как нежные розовые лепестки, в яростном, собственническом поцелуе. Руки безотчетно прижали ее ближе, теснее. Она ответила на его объятие с равным по силе пылом, и Кин ощутил, как от ее отклика разгорелась кровь. Она предлагала больше, чем простое прощание, и брала больше, чем Кин собирался предложить. Его охватило странное ощущение утраты при мысли о том, что оставит ее в Сент-Луисе самостоятельно заботиться о себе. Почему, почему его так захватило это непонятное собственническое чувство? – думал он, прижимая это податливое тело еще сильнее. Что за чертовщина, это так непохоже на него…
Прошло немало времени, прежде чем Алекса решилась оторваться от его губ и взглянуть ему в глаза. Она будто увидела Кина впервые. Любовь, настоящая любовь смотрела ей в лицо, чувство столь сильное и захватывающее, что она лишилась дара речи. Да, она восхищалась Кином, потому что он был настоящий мужчина. Она упивалась его волнующими, возбуждающими прикосновениями и принимала таким, какой он есть. И это осознание привело Алексу в отчаяние, потому что внезапно она поняла, что никогда не будет в ее сердце другого мужчины. Когда Кин оставит ее, то заберет с собой ее душу. От нее останется пустая оболочка. Женщина, которая ни одному мужчине не сможет ответить любовью на любовь.
– Алекса? – Кин нахмурился, увидев странное выражение на ее лице, непонятный туманный свет в ее серебристо-серых глазах. – Что случилось?
Алекса попятилась, вырвалась из кольца его рук, приподняла подол юбки и заспешила к лошадям.
– Ничего. Мне пора. Я уверена, у тебя еще полно всяких дел.
Но Кин догнал ее, схватил за руку.
– Что-то все-таки случилось, – заявил он. – Я чувствую это. Почему ты на меня так смотришь?
Собрав остатки воли в кулак, Алекса с трудом заставила себя улыбнуться. Не улыбка, а так, намек на кривую ухмылку…
– Смотрю на тебя? Как?
– Ты чертовски точно знаешь, как именно смотришь! – раздраженно крикнул Кин.
Алекса высвободила пальцы из его руки и продолжила свой путь, бросив через плечо:
– Не имею ни малейшего представления, о чем это ты говоришь.
Кин тяжело вздохнул. Его злило, что она отказалась открыть ему, что у нее на уме. Был ли в ее красивом лице хоть малейший намек на сожаление? Прежде чем он отдал себе отчет в том, что делает, Кин догнал ее и придавил к дереву, прижался к ней всем телом. Он внимательно посмотрел ей и глаза, потом на тяжело вздымающуюся грудь, на опухшие о, поцелуев губы. Потом схватил ее за талию и запечатлел на этих губах такой прощальный поцелуй, будто поставил раскаленное клеймо владельца. Алекса судорожно сглотнула. Она томилась желанием принять его в себя еще хоть один раз, последний раз перед расставанием… Он будто прочел ее мысли, и его рука свободно прикоснулась к ее груди, потом нырнула под желтый шелк и начала дразнить розовые бутоны до тугой упругости.
Искра страсти проскочила между ними, и Алекса испугалась, что сгорит в разгорающемся пламени. И все же хотела уступить, сдаться, еще раз превратить в реальность те запретные воспоминания… Она жаждала сказать ему, как безумно любит его, но слова не шли с языка.
Внезапно Кин отшатнулся от нее будто ужаленный и посмотрел на Алексу почти враждебно. Она была озадачена сердитым подергиванием его щеки, плотно сжатыми челюстями.
– Возможно, ты права. Нам лучше идти. Мы и так провели слишком много времени вместе. – Голос его еще был полон неутоленной страсти, хотя Кин изо всех сил старался сдерживать нахлынувшие на него эмоции.
Они молча двинулись через кусты. Алекса вскоре остановилась и обернулась к Кину, который шел за ней.
– Кентавр исчез, – поспешно проговорила она. – Кин, клянусь, я не имею к этому никакого отношения. Знаю, ты думаешь, что я его отвязала тогда, раньше, но это не так. И сейчас этого не делала. Я понимаю, как много для тебя значит этот жеребец.
Кин ухмыльнулся, слушая, как Алекса торопилась высказаться в свою защиту, лотом поднял руку и остановил ее.
– Я и не собирался обвинять тебя в конокрадстве, Алекса. – Он провел ее на поляну и указал на запад, где в океане высокой сочной травы, покрывающей холмы, мирно пасся Кентавр. – Я сам отпустил его, пусть приходит и уходит когда вздумается. Решил, пусть откликнется на дикий зов, когда придет охота.
Алекса удивленно смотрела на Кина.
– Почему? – спросила она. Яркий солнечный свет играл и искрился на белоснежном жеребце.
– Потому что есть в мире существа, которые не могут и не должны быть ручными, милая, – философски ответил Кин. Потом обратил свой взгляд на привлекательную чертовку с волосами цвета черного дерева. – Настоящий мужчина обязан научиться принимать то, что он не может изменить, и не должен охотиться за ускользающими мечтами.
Алекса согласно кивнула, думая о своей безответной любви к Кину, полукровке, пленившему ее сердце. Да, она должна отпустить его, не пытаясь приковать к себе цепями тех чувств, на которые он не может ответить. Это тот случай, когда лучше не быть с ним честной. Все эти разговоры о любви только расстраивают его. Ему не терпится поскорее отделаться от нее, да и Клинту хотелось, чтобы она не путалась под ногами. Да, она будет смотреть ему вслед и не позовет, не сделает попытки удержать, так же как сам Кин даровал свободу белому жеребцу.
Горестная улыбка искривила ее губы, когда Кентавр поднял голову и заржал. По крайней мере один из них обрел свободу и счастье, размышляла она, следуя за Кином, который довел ее до лошадей и подсадил в седло.
Поездка до Сент-Луиса показалась Алексе самым долгим путешествием в ее жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140