Но они тоже бывают хороши, я видел, что творится, когда мистер приходит домой пьяный, а миссис lui parle de ca [3]. Ладно, почему бы не поразвлечься без риска для жизни. Да за ней ведь еще и восемь франков".Что до Евы, то ее мысли были далеко не так просты и прямолинейны.Она помедлила перед дверью. За чисто вымытым зеркальным стеклом почти ничего не было видно. Из-за темных крыш выбрался месяц, но стекло отсвечивало и сделалось непроницаемым.В любое время после десяти. Дверь открыта. Милости просим.Ева взялась за ручку, и дверь подалась. Она распахнула ее, ожидая, что тотчас затренькает колокольчик. Но все было тихо. Тьма и тишина. Оставив за собой открытую дверь, не без опасений, но, успокоив себя мыслью о таксисте, Ева вошла в лавку.Опять никого…На нее дохнуло влажной, благоуханной прохладой. Лавка была небольшая. У самого окна на цепи, прикрепленной к низкому потолку, висела накрытая на ночь птичья клетка. Лунный луч полз по полу, освещая призрачное пиршество цветов и отбрасывая на стену тень от похоронной гирлянды.Она прошла мимо прилавка и кассы, мимо спутанных цветочных запахов, разбавленных сыростью, и наконец заметила желтую полоску света. Он выбивался из-под тяжелой портьеры, завесившей дверь в заднюю комнату. И в тот же миг за портьерой прозвенел певучий девичий голос.— Кто там? — весело спросил голос по-французски.Ева шагнула вперед и раздвинула портьеру.Больше всего для открывшейся ее глазам комнаты походило слово «уютная». Она прямо-таки излучала уют. Она была маленькая, и хоть обои на стенах выдавали плачевное отсутствие вкуса, они тоже дышали уютом.Над камином было зеркало, окруженное конструкцией из деревянных ящичков, в жаровне ярко горели круглые угли, которые французы называют «bоulеls» [4]. На столе стояла лампа под абажуром с бахромой. Был тут и диван с целой галереей кукол. Над пианино висела семейная фотография в рамке.Сама мадемуазель Прю как ни в чем не бывало сидела в кресле возле лампы. Ева никогда ее прежде не видела, но мосье Горон и Дермот Кинрос тотчас бы ее узнали. Она была безупречно одета и являла собой образец спокойного достоинства. Большие темные глаза скромно смотрели на Еву. Рядом с нею на столе стояла коробка с шитьем, она чинила розовый эластичный пояс для чулок и как раз перекусывала нитку. Эта деталь и придавала всей сцене такую непарадную, интимную уютность.Напротив нее сидел Тоби Лоуз.Мадемуазель Прю встала и отложила в сторону пояс и иголку с ниткой.— Ах, мадам! — прощебетала она. — Значит, вы получили мою записку? Очень хорошо. Входите, пожалуйста.Затем последовала долгая пауза.Стыдно сказать, но сперва Ева чуть не расхохоталась Тоби в лицо. Но нет, смешного тут было мало. Очень мало.Тоби застыл на стуле. Он как зачарованный смотрел на Еву, не в силах отвести от нее взгляд. Темная краска медленно заливала его лицо, пока оно не сделалось красным, как свекла; все муки совести отобразились на нем с печальной очевидностью. Всякому, кто увидел бы сейчас Тоби, стало бы его жалко.Ева подумала: «Только бы мне не сорваться. Нет, сейчас никак нельзя. Нельзя».— Вы… вы написали эту записку? — услышала она собственный голос.— Простите меня! — ответила Прю с кривой улыбкой и искренней ноткой сожаления. — Но, мадам, приходится смотреть на вещи практично!Она подошла к Тоби и небрежно чмокнула его в лоб.— Бедненький Тоби, — сказала она. — Уж кажется, давно мы с ним дружим, а он так ничего и не понял. Но пора поговорить откровенно. Правда?— Правда, — сказала Ева. — Сделайте одолжение.На хорошеньком личике Прю восстановилась спокойная самоуверенность.— Видите ли, мадам, я не какая-нибудь. Я девушка из хорошей семьи, — она показала на фотографию над пианино. — Это папа. Это мама. Это дядя Арсен. Это моя сестра Ивета. Если я когда и поддавалась минутной слабости… Ладно! Всякая женщина может себе такое позволить, если она не каменная, верно?Ева взглянула на Тоби.Тоби приподнялся было, но тотчас снова сел.— Но, заметьте себе, — сказала Прю, — мне дали понять… или, по крайней мере, я так поняла по своей невинности… что у мосье Лоуза честные намерения и он собирается на мне жениться. И вдруг объявление о вашей помолвке! Нет, нет и нет! — голос ее зазвенел упреком. — Я вас спрашиваю! Это честно? Справедливо? Порядочно?Она пожала плечами.— Но я знаю мужчин! Моя сестра Ивета, так та прямо стала сама не своя. Я уж, говорит, расстрою ему женитьбу и управу на него найду, он будет твой!— Правда? — спросила Ева, начавшая многое понимать.— Ну я не такая. Я за мужчинами не гоняюсь. Плевать я на них хотела! На Тоби свет клином не сошелся. Но по справедливости — вы же тоже женщина, мадам, и вы поймете меня, — по справедливости мне полагается какое-то возмещение за потерянное время и мои поруганные чувства. Так ведь?У Тоби наконец прорезался голос.— Ты ей написала…? — начал он потрясение. Прю пропустила вопрос Тоби мимо ушей, подарив его лишь рассеянной, нежной улыбкой. Ей сейчас было не до него; она снова обратилась к Еве.— Ну вот, и я, значит, прошу его о возмещении, чтоб расстаться друзьями. Я желаю ему всего самого лучшего. Поздравляю его с женитьбой. Но он морочит мне голову и ссылается на свои стесненные обстоятельства.Выразительный взгляд Прю показал, что она сама об этом думает.— Тут умирает его папа. Это так печально, — в чертах Прю отразилось искреннее огорчение, — и на целую неделю я оставила его в покое, только выразила сочувствие. Правда, и сам он сказал, что благодаря наследству он теперь сможет честно со мной рассчитаться. Ну вот! А вчера он вдруг заявляет, что дела его папы запутаны; денег всего ничего; и что мой сосед, антиквар мосье Вейль, требует уплаты за сломанную табакерку, которая стоит, шутка ли сказать, с ума сойти, семьсот пятьдесят тысяч франков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54