Кто-то считает меня и Низама виновными в смерти Кина и собирается нас за это убить.
Она смотрела на меня пристально, напряженно, подавшись вперед.
— И кто же? — спросил я.
— Не знаю! Но хочу узнать! Это просто ужасно! Он так и кружит поблизости, я больше не могу!
Мне приходилось вести себя осторожно, не выдавая известных фактов: зловещая картина почти полностью прояснилась, и я с трудом сдержал триумфальное восклицание.
— По-вашему, некий знакомый или друг Кина запланировал изощренную месть?
— Да.
— Но все это случилось десять лет назад. Вы утверждаете, что вас кто-то преследует, — осторожнее! — все это время?
— Нет-нет-нет. Вовсе не десять лет. Только после нашего приезда в Лондон. Несколько месяцев. И в основном Низама преследует. Я его заметила только пару недель назад. И хочу вам рассказать. Наплевать на Низама, дело во мне, понимаете? Пускай он убивает Низама, обо мне есть кому позаботиться. Но если он хочет убить и меня… — Она всплеснула руками.
— Ясно, — сухо заключил я. — А почему вы решили, будто вас преследуют и что это связано с гибелью Кина?
— Ох, Низам точно знает. Он мне почти ничего не рассказывал, вел себя странно. Пришел в ярость. Сказал, что его смерть пришла, он точно знает. — Она подчеркнула слова, стукнув по ручке кресла. В глазах горел суеверный ужас. — Сказал, полиции сообщать бесполезно, и еще говорил что-то странное, я не поняла. Только я вам не про него рассказываю, а про себя. — Она замолчала, собираясь с мыслями, допила свой бокал и поставила. — Низам мне давно говорил, что кто-то его постоянно запугивает, присылает посылки, понятно? А я только смеялась. А потом, боже мой, получила письмо! При себе у меня его нет, оно дома, но я помню, что там было сказано, каждое слово.
Колетт подняла палец и медленно процитировала:
«Дорогая мисс Лаверн! Недавно мне стало известно о вашей причастности к смерти в Париже юноши по имени Дж.Л. Кин. Я не убежден, что вы одна заслуживаете наказания, но, будьте уверены, оно вас настигнет. 17 ноября наступает десятая годовщина со дня его смерти, и, надеюсь, она станет памятным событием и для вас, и для господина аль-Мулька. Искренне ваш…»
Она замолчала, тяжело дыша.
— Кто же подписался? — спросил я.
— Джек Кетч, — ответила женщина.
Теперь тень, которая омрачала наш вечер, сгустилась в полную силу. Я мысленно увидел на спинке кресла Колетт Лаверн белые руки Джека Кетча, лежавшие на стойке телефонного коммутатора клуба «Бримстон».
Она сидела неподвижно в слабом свете камина, стиснув руки.
— Я спросила Низама, кто это такой. Он сказал, что Джек Кетч — символическое прозвище палача… Так звали человека, который в старину вешал в Лондоне осужденных.
— И как вы поступили?
— Ну, сначала… Низам страшно нервничал… хотел, чтобы я помогла ему выяснить, кто за этим стоит. Только je m'en fiche![13] Какое мне дело? Потом, получив письмо, я, естественно, испугалась. И, естественно, согласилась помочь.
Она прикурила новую сигарету от старого окурка.
— Низам сказал, есть у него одна ниточка…
— Какая?
— Не знаю. Понимаете, Кин о себе никогда особенно не рассказывал, но однажды упоминал при Низаме имя какого-то своего друга. Низам его крепко запомнил: Доллингс.
— А!
— Понимаете, Низам задумал выяснить у Доллингса, кто такой Кин. Ведь, если Кин о нем рассказывал, Доллингс его должен знать, правда? А если мы выясним, кто такой Кин, возможно, удастся узнать, кто решил за него отомстить. Только Доллингс оказался ужасно потешным, — неожиданно расхохоталась Колетт со вспыхнувшим от воспоминания взглядом. — Ха! Англичане такие смешные! По-моему, Доллингс просто дурак. Нет-нет, я сейчас расскажу. Низам заморочил ему голову, направил в ночной клуб, где мы с ним познакомились. Он был в стельку пьяный, собрался меня домой провожать. Зачем он мне нужен? Я от него улизнула, такси отослала, он не знал ни моего имени, ни адреса… Мы побоялись прямо спрашивать, знает ли он Кина; вели себя осторожно, чтоб он не догадался, чего нам от него надо, потому что…
— Вы думали, что он и есть Джек Кетч?
Она удивленно взглянула на меня:
— Он? Ха! Да это просто рыба! Нет-нет-нет! Вдобавок, неужели вы думаете, будто я села бы с Джеком Кетчем в такси? Ха! Разве я похожа на идиотку, проклятую богом, дружок? Ха! Нет-нет. Мы просто думали, что он знает Кина, и все. — Она нетерпеливо махнула рукой. — Но он ничего не знает! Я предупреждала Низама. Если Доллингс знал Кина только под вымышленным именем, откуда ему знать настоящее? Откуда ему знать, кто такой на самом деле Кин? Ба! У Кина была целая куча друзей.
— У вас нет какой-нибудь его фотографии?
— Нет.
— И даже на суде не выяснилось, кто он такой?
— Нет. Он сказал: «Если мне суждено умереть, зачем позориться?» И никто ничего не узнал, Кин уничтожил все свои документы. Сказал: «Я просто исчезну».
— Ну а как он выглядел?
— Пф! — тряхнула она головой. — Не знаю. Высокий, волосы темные, глаза серые. Не знаю. Обыкновенный. Вроде вас. А теперь слушайте, что сегодня случилось.
Шэрон, поежившись, встала с дивана, направилась к камину, пошевелила дрова. Поленья вспыхнули, но в комнате было очень холодно. У меня тяжело билось сердце.
— Мистер Марл, Джек Кетч схватил Низама!
Сообщение не вызвало реакции, которую ожидала Колетт Лаверн. Я только кивнул и спросил:
— Откуда вам это известно?
— Низам в начале дня позвонил. Был простужен, взволнован, но обещал вечером заехать, мы вместе пообедаем. Я согласилась, потому что отпустила горничную и кухарку. Он собирался приехать около восьми. Ну, я вечером оделась, приготовилась, а Низам не явился. Я ждала, ждала, его не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60