— Входите, господа, — произнес почтительный голос. — Полковник Мартель ждет вас.
Слуга провел нас в сумеречный холл, очень просторный, со стенами, отделанными черным орехом. Здесь было не то чтобы запущено — просто хотелось проветрить; пахло старым деревом, пыльными шторами, составом для чистки меди и навощенным паркетом. Снова я уловил запах платья и волос, как в музее восковых фигур, но здесь, не мог не почувствовать я, это были платье и волосы мертвецов, и от стен, обитых над ореховыми панелями темно-красным атласом, веяло неуловимым запахом гнили. Нас провели в библиотеку в задней части дома.
За столом красного дерева, в круге света от настольной лампы с абажуром, сидел полковник Мартель. В дальнем конце комнаты над высокими книжными полками помещались окна в иссиня-черных рамах с голубыми и белыми стеклами. Было видно, как серебряные струи дождя становятся все гуще, и на лице женщины, неподвижно, со сложенными ладонями сидевшей в тени книжных полок, играли бледные переливы света. Здесь царила атмосфера застывшего ожидания, слез, которые никогда не будут пролиты, и обреченности. Старик встал.
— Входите, господа, — произнес он глубоким голосом. — Это моя жена.
Он был среднего роста, очень коренастый, но держался в высшей степени подтянуто. Если бы его желтовато-бледное лицо не было таким полным, его можно было бы назвать красивым. Свет отражался от его большого голого черепа, засевшие под густыми бровями глаза блестели жестко и холодно. Я заметил, как заходили желваки под его большими, обвислыми, светло-песочного цвета усами, как расправились складки на его шее над высоким воротником с тонкой полоской шейного платка. Его темный костюм, хотя и несколько старомодного фасона, был сшит из самой лучшей материи, в рукавах торчали опаловые запонки. Он склонился в сторону тени.
— Добрый день! — пропел женский голос, звонкий и высокий, как у многих глухих. Глаза на ее увядшем исхудалом лице внимательно изучали нас, волосы были совершенно седыми. — Добрый день! Андре, принесите для господ стулья!
Граф де Мартель не садился до тех пор, пока слуга не принес стулья и мы не сели. На столе я увидел костяшки домино. Они были уложены как блоки для своего рода игрушечного домика, и я вдруг представил себе, как долгими часами полковник сидит в этой комнате, твердой рукой терпеливо укладывает их одну на другую, а потом так же терпеливо, с серьезностью ребенка разбирает домик. Но сейчас он сидел перед нами и смотрел мрачно и неподвижно, теребя пальцем листок голубой бумаги, похожий на бланк телеграммы.
— Мы уже знаем, господа, — сказал он наконец.
Эта атмосфера начала действовать мне на нервы. Я видел, как женщина в глубине комнаты кивает головой, стараясь не пропустить ни слова, и мне представилось, что над этим домом собираются разрушительные силы, которые вот-вот разнесут его на куски.
— Это облегчает нашу задачу, полковник Мартель, — сказал Бенколин, — и освобождает от неприятной обязанности. Буду говорить откровенно: теперь нам остается только получить всю информацию, какую только можно, о вашей дочери…
Старик неторопливо кивнул. Тут я впервые заметил, что он теребит бумажку только одной рукой; левой руки у него не было, и рукав был заправлен в карман.
— Мне нравится ваша прямолинейность, сударь, — проговорил он. — Уверяю вас, ни я, ни моя жена не проявим малодушия. Когда мы сможем… получить тело?
Меня передернуло, когда я взглянул в эти жесткие, холодно блестящие глаза. Бенколин ответил:
— Очень скоро. Вам известно, где нашли мадемуазель Мартель?
— В некоем музее восковых фигур, насколько я знаю, — громко произнес безжалостный голос. — Ее закололи в спину. Говорите внятно. Жена вас не слышит.
— Неужели она в самом деле мертва? — внезапно звонко вскрикнула женщина.
Этот крик пронзил всех нас. Господин Мартель медленно повернулся к жене и холодно посмотрел на нее. В тишине громко тикали напольные часы. Поймав его взгляд, мадам Мартель затихла, заморгала глазами, лицо у нее сморщилось и застыло.
— Мы надеемся, — продолжал Бенколин, — что вы поможете нам как-то прояснить обстоятельства смерти вашей дочери. Когда вы видели ее живой в последний раз?
— Я пытался думать об этом. Боюсь, — старик не пощадил и себя, — боюсь, я не следил как следует за дочерью. Оставил все на ее мать. Вот если бы у меня был сын… Но мы с Клодин были почти чужими. Она была живой, веселой, совсем другое поколение. — Он прижал руку ко лбу; глаза его, казалось, были устремлены в прошлое. — В последний раз я видел ее вчера вечером за обедом. Каждый месяц, в один и тот же день, я хожу к маркизу де Серанну играть в карты. Это ритуал, который мы соблюдаем почти сорок лет. Я вышел из дома около девяти часов. В это время она была еще дома: я слышал шаги в ее комнате.
— Вы не знаете, собиралась ли она уходить?
— Нет, сударь, не знаю. Как я сказал, — он снова напрягся, — я не следил за тем, что она делает, только передавал кое-какие распоряжения через жену и редко проверял исполнение. И вот… результат.
Наблюдая за мадам Мартель, я заметил, как на ее лице появилось жалобное выражение. Старорежимный отец и впадающая в детство, простодушная мать… Судя по тому, что я успел о ней узнать, Клодин Мартель совсем не походила на Одетту. Она сумела бы выйти сухой из воды в любой ситуации. Я понял, что та же мысль мелькнула и у Бенколина, потому что он поинтересовался:
— Насколько я понимаю, у вас не было привычки поджидать ее возвращения?
— Сударь, — холодно произнес старик, — в нашей семье это не принято.
— К ней часто приходили друзья?
— Я вынужден был запретить ей это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69