В данном случае, однако, мне кажется, ее претензии к вам небезосновательны.
С улицы доносились шум, свист, улюлюканье. Если магистрат, казалось, оставался глух ко всему этому, того же нельзя было сказать о Джеффри. Он схватился за голову, потом опустил руки.
– И все же! Я хочу ее видеть, если это возможно.
– Как желаете. Брогден, проводите его. Одну минуту…
Непроницаемое лицо судьи, сохраняющее высокомерное и в то же время пугающее выражение, было повернуто к Джеффри все то время, что он шел через комнату, следуя за Брогденом.
– Хочу обратить ваше внимание, – сказал судья Филдинг, – на одно обстоятельство, которое делает ваше поведение подозрительным. Почему вчера вечером вы пожелали на какое-то время остаться один в комнате, где находилось лишь тело старухи?
Джеффри, который стоял, замерев на месте и опустив глаза в пол, резко обернулся.
– Это Пег вам сказала?
– Нет. И пожалуйста, не отвечайте вопросом на вопрос.
– Сэр, мне кажется, вы и не ждали ответа на этот вопрос. Вы предупредили меня, и благодарю вас за это.
– Ожидал или нет, я попрошу вас ответить на другой вопрос, заданный некоторое время назад. Для вас есть работа на сегодня: речь идет о краже в Увеселительном парке Рэнилег в Челси. Возьметесь?
– Если нужно.
– Может быть, у вас есть другие дела?
– Только одно, – солгал Джеффри. Затем, без всякого перехода, он сказал то, что было чистой правдой: – Сегодня утром я повел себя по-дурацки. Я убежал из спальни Лавинии Крессвелл, когда мог выжать из нее признание. Потом потерял голову и пустился наутек. Но, возможно, все было только к лучшему. Благодаря этому мне стали известны новые факты, в результате чего и возникло это дело.
– Какое, мистер Уинн? Где?
– Вы все равно узнаете! В Галерее восковых фигур миссис Сомон. На Флит-стрит. Сегодня в четыре.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На перепутье, в растерянности
Часы церкви св. Дунстана-на-Западе вблизи Темпл-Бар и неподалеку от Галереи восковых фигур миссис Сомон, располагавшейся на другой стороне улицы, начали отбивать три, когда Джеффри появился здесь, в западном конце Флит-стрит.
С того места, где он находился, еще нельзя было разглядеть две металлические фигуры воинственного вида, почему-то считавшиеся Адамом и Евой, которые появлялись на колокольне, как только часы начинали бить. Бой часов, заглушаемый шумом улицы, также не доносился сюда. До того времени, когда Джеффри предстояло узнать, что ожидает его в Галерее миссис Сомон, оставался час и еще одно дело поблизости.
Ничто, казалось, не занимало Джеффри. Слишком мрачным, слишком безрадостным было его настроение.
В каком-то смысле день этот прошел вполне успешно. Поездка в Рэнилег, место, известное не столько своим парком, сколько огромной ротондой с ее вечерними концертами, гуляньями и маскарадами, охотно посещаемыми тайными любовниками, не принесла практически ничего. Он ничего и не ожидал, понимая, что судья Филдинг просто усылает его. Иначе обстояло дело с его коротким тайным визитом в «Волшебное перо» на Лондонском мосту. Для того чтобы сходить туда и остаться незамеченным, потребовались сообразительность и везение: можно было только надеяться, что никто не обнаружил его там.
Еще успешнее прошел его визит к некоему ювелиру и банкиру на Леденхолл-стрит. Умирая от голода, Джеффри плотно пообедал, стараясь не выйти за пределы тех пяти шиллингов, двух серебряных полукрон и дюжины пенсов, которые вручил ему судья Филдинг. Ему должно было бы полегчать. Но из головы не шли неприятные воспоминания о свидании с Пег Ролстон утром, в доме судьи Филдинга.
«Почему, черт возьми?.. Нет, это несправедливо».
Джеффри любил книги, содержание коих прочно сидело в нем; читал он и любовные романы, которые оказали столь дурманящее влияние на вкусы того времени. К этим книгам он не относился всерьез, удивляясь только, сколь отличны героини их от женщин, которых встречаешь в реальной жизни.
В романах женщины проявляли склонность к мечтаниям, как, впрочем, и многие женщины в жизни. Но героини романов были абсолютно привержены самой высокой добродетели, что не очень часто встречается в жизни. И героини романов покорно принимали все несчастья, терпеливо переносили все страдания, что встречается крайне редко.
Так ли это, однако, существенно?
Захочет ли кто-нибудь, чтобы его возлюбленная походила на лукавых скромниц, которыми так восхищаются женщины, тайком читающие книги (точно так же они тайком пьют вино)? Моралисты осудят и то и другое. Встреться вам Памела или Кларисса, понравятся ли они вам? И кто полюбит женщину, которая постоянно закатывает глаза и поднимается с колен только для того, чтобы гневно разоблачить коварство своего возлюбленного?
Да и в этом ли дело?
Жизнь – это шут с постной миной. В ней нет ни последовательности, ни разумности, ни даже иронии, которую способны воспринять люди (будь то мужчины или женщины), попавшие во власть сильных переживаний.
Нужно развить в себе способность понимать это. Научиться улыбаться при виде того, что вызывает улыбку в романах Генри Филдинга, который изобразил людей такими, каковы они на самом деле. Но это никому не дано. Несправедливые упреки вызывают лишь гнев, за которым скрывается чувство вины и желание противостоять потоку речей или даже поступкам, столь же необоснованным, как и речи.
– Ложь! – восклицала Пег, топая ногой. – Вы не смеете называть меня шлюхой. Добродетель моя – всецело при мне. Вы лишили меня невинности – никто другой. И именно вы способствовали моему аресту. Вы пожелали, чтобы меня взяли под стражу. Если вы сейчас же не заберете меня отсюда…
– Смело сказано, лопни мои глаза!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78