Даже судья Филдинг заколебался и выдал их игру.
Доктор Эйбил медленно развел руками и сел на место.
– Мортимер Ролстон, – продолжал Джеффри в восхищении, – добьется своего любым путем. Он знал, что я люблю Пег; он знал, что я не слишком боюсь сплетен и не слишком дорожу репутацией. Знал, что, если он прикажет, я вытащу Пег из тюрьмы, женившись на ней, и двое подлых заговорщиков не смогут тогда до нее добраться.
– А судья Филдинг?
– Судья Филдинг не хуже меня осведомлен о том, что за люди – Лавиния Крессвелл и Хэмнит Тониш. И он не упустит случая сыграть роль Господа Бога, если будет уверен, что таким образом послужит правосудию. Не боюсь соврать, предположив, что он почувствовал себя польщенным, когда сэр Мортимер пришел к нему и изложил свой план. Я, конечно, не ждал, что этот папа римский в образе судьи выдавит из себя хоть слово. Но сэр Мортимер – он-то мог бы мне сказать! Если он такой хитрый, так чего было со мной хитрить? Мог хотя бы намекнуть.
– Если мне не изменяет память, – отозвался доктор, – он не просто намекнул. Он умолял вас спасти девушку. А вы ответили, что скорее перережете себе горло.
– Черт возьми, доктор! Если и вы присоединитесь к этому хору…
– Ладно, рассказывайте дальше. Кто же повинен в ее несчастьях, если не вы?
– … и если и вы отказываетесь помочь?
– Разве я сказал, что отказываюсь? Но как?
– Этот старый черт заболел и передан на попечение доктора Хантера. Так они говорят, и я этому верю. Конечно же, он окружен слугами, больше похожими на тюремщиков. Мне к нему не подобраться. Это может сделать только врач.
– На что он жалуется?
– Не знаю.
– Ну ладно, это мы как-нибудь обойдем. И утрясти это дело с Билли Хантером тоже сумеем. Но, допустим, я окажусь у его постели, что я должен делать?
– Был ли это его план, доктор? Если он желает, чтобы я взял всю ответственность на себя, я готов. Все мои жизненные обстоятельства, в частности касающиеся женитьбы на Пег, скоро переменятся. Но путь не молчит! Тем самым он даст мне оружие против наших врагов. Тогда по крайней мере я избавлю Пег от унижения тюремной свадьбы.
Джеффри задумался.
– Более того, – добавил он, помолчав, – вы можете потешить свой ум, выяснив вопрос, который волнует вас больше всего. Вы полагаете, что, если бы мы с Пег состояли в родстве, он бы об этом не знал? Неужели вы думаете, он стал бы тогда настаивать на этом браке? Но спросите его. Скажите ему честно, что видели портрет Грейс Делайт, и спросите.
– Ну, вот это уже лучше. Гораздо лучше.
Доктор Эйбил снова вскочил на ноги; его неопрятный парик съехал ему на лоб.
– Но вы не все мне сказали…
– Еще не все.
– Остается два вопроса. Что изменилось в вашей жизни со вчерашнего вечера? Чем угрожает миссис Крессвелл сэру Мортимеру? Чем можно было запугать его настолько, что он решил прибегнуть к подобным мерам?
– Мои жизненные обстоятельства еще не переменились; но переменятся. Что касается угрозы, то думаю, что это я вам могу сказать. Она очевидна всякому человеку, у которого есть голова на плечах. Загадка, доктор, объясняется…
Послышался звук торопливых шагов по голым доскам пола. Мелькнула черная ряса. Знакомый голос нетерпеливо воскликнул:
– Должно быть, жуткая тайна! Расскажите, умоляю. Ну же! – восклицал преподобный Лоренс Стерн, внезапно ворвавшийся в их беседу. – Но подождите начинать! Итак, в чем дело? Ах, ну что за дивная пара бесноватых!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В Галерее восковых фигур звучит скрипка
– Бесноватых, – повторил Джеффри. – Бесноватых.
И через много лет он мог без труда восстановить в памяти этот миг: погасшие трубки, остывший кофе, стол в оконной нише, сгущающиеся сумерки, шум толпы, курсирующей под аркой Темпл-Бар и уже заполнившей к этому времени Флит-стрит, священника с выпученными глазами и руками, прижатыми к груди.
– Бесноватых, – повторил Джеффри.
– Ну, а что, собственно, такого? – поинтересовался священник. – Я просто пошутил. Мой близкий друг Холл-Стивенсон, владелец Скелтон-Касл в Йоркшире, основал общество, которое в шутку назвал «Бесноватые». Оно не имеет ничего общего – я это подчеркиваю – с нечестивыми «Двенадцатью медменэмскими монахами», этими богохульниками и плутами. И не думайте, кстати: сам я не состою в «Бесноватых».
– Мы все – бесноватые, – сказал Джеффри. – Мистер Стерн, кто вас выпустил?
– Откуда?
– Из заключения у магистрата.
– Ах, при чем тут это? Ну, моя вдовушка. То есть не моя вдовушка, поскольку я еще не покойник. Я говорю о миссис Эллен Винегар, достойнейшей молодой даме, пережившей благочестивейшего члена приходского совета церкви Сент-Мэри-ле-Боу; это она свидетельствовала в мою пользу перед судьей Филдингом. И доктор тоже, так сказать, мне помог. Хотя сам он и не пожелал явиться в суд, будучи слишком занят умерщвлением своих пациентов каломелью, но письмо, о котором я просил, прислал, и его зачитали в суде.
– Действительно, послал, – признался доктор Эйбил, бросив недовольный взгляд на Джеффри и почесывая лоб костяшками пальцев. – Мне это было нелегко сделать. Я тоже член совета церкви Боу. Во всяком случае, я мог со спокойной совестью заявить, что после нашей встречи вчера вечером не заметил в его поведении ничего предосудительного и что считаю его в сущности человеком с добрым сердцем.
Мистер Стерн отступил на шаг, подобно актеру, играющему сцену встречи с призраком в «Гамлете».
– Лопни мои глаза, – вскричал он, – но у меня складывается впечатление, что вы оба не рады моему освобождению!
– Не то чтобы не рады, достопочтенный сэр, но лишь…
– Прилично ли это? Достойно ли? Я являюсь, чтобы выразить мою признательность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78