Де Агилар спокойно кивнул.
– Тогда мы умрем быстро, успев увидеть восхитительный восход солнца. Я бы предпочел это другому варианту. Человек, который идет сквозь толпу, весь в черном, с серебряными украшениями на шее, – отец Гонсалес Кальдерон. В его присутствии нам остается надеяться, что, если местные жители нас невзлюбят, нам грозит быстрая смерть от черного обсидиана, а не та, что принята в Европе, – от пыток и огня. Что говорит ваш голубой камень?
– Что он возвращается домой и с нетерпением ждет момента, когда окажется на земле, – сказал Оуэн, которому с трудом удавалось собраться с мыслями, так громко звучала дикая песнь у него в голове. – Он ничего не говорит о том, как нас примут, когда мы доставим его туда. Вы собираетесь бросить веревку священнику?
– А кому еще? – ухмыляясь, спросил де Агилар. – Смотрите внимательно и учитесь правильно разговаривать с туземцами.
Деревянная пристань была такой новой, что еще не успела обрасти ракушками. Священник в черном одеянии остановился на краю и ловко поймал веревку, которую ему бросил капитан. Двое местных жителей замерли в двух шагах у него за спиной. У них единственных из всех собравшихся на берегу штаны и куртки были из простой ткани, и они были без оружия.
Священник налег на веревку, и она натянулась. Лодка стукнулась о причал, а в следующее мгновение Фернандес де Агилар ловко выпрыгнул на деревянную пристань и остался стоять, слегка раскачиваясь, словно море еще не выпустило его из своих объятий. Затем на глазах у всех он отвесил самый низкий и изящный поклон, какой Седрик Оуэн когда-либо видел в жизни.
– Позвольте представиться, сэр, я Фернандес де Агилар, простой капитан корабля, но я привез с собой сэра Седрика Оуэна, нашего корабельного врача и сведущего астролога. Он приехал с рекомендациями самой Екатерины де Медичи, королевы Франции. Я представляю его вам и вашим друзьям. Вы, разумеется, отец Гонсалес Кальдерон, служитель нашей церкви в Заме, в Новой Испании. Мы только сегодня утром говорили о вас и о том, как вы будете рады познакомиться с нашим уважаемым пассажиром. Подождите немного, мы положим доску, чтобы доктор смог сойти на землю.
– Нет.
В следующее мгновение вокруг воцарилась гробовая тишина, даже чайки перестали кричать.
Священник оказался крупным мужчиной, широкий в корпусе и мускулистый. На шею его свешивались многочисленные подбородки. На груди красовалось распятие из необработанного серебра, самое большое и тяжелое из всех виденных до сих пор Оуэном.
Одно произнесенное им слово заставило гавань замереть. На глазах у всех, кто находился в лодке, на корабле и на земле, он свернул веревку и с размаху швырнул ее точно к ногам Седрика Оуэна.
– Вам следует знать, что у нас здесь была эпидемия оспы, – сказал он громко, чтобы все его услышали. – Она закончилась, но прежде Господь забрал к себе половину мужчин, женщин и детей города. Поэтому мы опасаемся чужестранцев, которые могут привезти к нам что-нибудь подобное. Может ли ваш знаменитый врач поклясться именем Господа, что вы не принесете нам никакой болезни?
Священник обращался к де Агилару, но его глаза, остановившиеся на Оуэне, метали сердитые молнии, словно оспа держала его сознание в плену.
Неожиданный вопль, раздавшийся в голове Оуэна, был таким пронзительным, какого он еще никогда не слышал. Пытаясь унять его, он посмотрел мимо священника в черном одеянии на двух туземцев, стоявших позади…
…и оцепенел, потому что внезапно утратил способность двигаться.
Мужчины, сопровождавшие священника, были одеты очень просто, в самые обычные штаны и куртки из неотбеленного хлопка; оба гладко выбриты, с широкоскулыми лицами, большими глазами и густыми волосами до плеч. Тот, что слева, гладил пальцами маленький деревянный крест, висевший у него на груди, и без особого интереса посматривал на «Аврору» и ее команду.
Другой же не сводил глаз с Седрика Оуэна – и тому показалось, что его взгляд проник сквозь него и достиг голубого камня.
Никогда до сих пор Оуэн не чувствовал себя так, словно ого вдруг выставили напоказ. Резкий, холодный ветер жалил так, будто с него сорвали всю одежду, а вместе с ней и половину кожи.
В это бесконечное, парализовавшее его мгновение Оуэн неожиданно сообразил, что в отличие от своего товарища этот туземец выглядит и держится как воин. Широкий зигзагообразный шрам шел через всю левую щеку и казался искусственным. Глядя Оуэну в глаза, воин коснулся шрама двумя пальцами и отвернулся.
И тут же пронзительный вопль, оглушавший Оуэна, стих. Он снова был в состоянии слышать окружающий мир и слова священника:
– Сеньор Оуэн? Вы врач, а также астролог. Вы можете поклясться именем Господа, что ваш корабль не принес нам никакой болезни?
Священник отбрасывал такую тень, словно был громадной горой. Глядя на него и его могучее тело и понимая, какую опасность он собой представляет, Оуэн сразу забыл о том, как один-единственный взгляд туземца со шрамом сначала раздел его догола, а потом снова вернул ему одежду.
Они ждали его ответа.
– Нет, – проговорил Седрик Оуэн. – Я не могу ничего гарантировать и уж, вне всякого сомнения, не стану клясться именем Господа. Я могу лишь сказать, что провел с этими людьми два месяца в море, и за это время мне пришлось иметь дело лишь с обычными желудочными расстройствами и вывихнутым плечом, когда матрос слишком долго держался за трос. Еще я могу сообщить вам, что мы заходили в Панаму, чтобы взять на борт еду и воду, а также местного юношу, который решил посвятить свою жизнь морю. Мне представляется, что, если бы на борту нашего корабля была какая-нибудь болезнь, он бы ею заразился, и так же точно, если бы он принес болезнь к нам, мы бы уже заболели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117