Тело не слушалось его так, как ему того хотелось. Он приподнял здоровое плечо.
– Я не хочу быть с тобой таким, какой я сейчас. От меня мало что осталось.
– Господи, Кит…
Стелла вытерла лицо тыльной стороной ладони и попыталась отыскать в кармане шортов бумажный платок.
Бесспорно, он изменился и больше не был таким, как прежде. Однако дела обстояли не так плохо, как говорили врачи после первого обследования. То, что он вообще мог ходить, являлось чудом современной медицины и доказательством терапевтической ценности внутривенных инъекций дексаметазона, дозами, достаточными, чтобы утопить слона. Так ей сказал врач-консультант в йоркширской больнице и в более сдержанных выражениях невропатологи в Адденбруксе в Кембридже, которые сделали ядерно-магнитный резонанс и компьютерную томографию и пришли к выводу, что либо им прислали не те пленки, либо боги пещер оказались исключительно благосклонны к доктору Кристиану О'Коннору, позволив ему так быстро и практически без потерь выйти из комы.
Однако они были не в состоянии совершить еще одно чудо и вернуть ей его таким, каким он был прежде. Они отправили его домой лишь наполовину здоровым, мужчину, который мог неожиданно заснуть, улыбался половиной лица, не мог полностью управлять своей левой ногой и только частично владел левой рукой. Они отпустили его с палками, инвалидным креслом и списком упражнений, составленным физиотерапевтом, таким длинным, что он занял бы все его свободное время и, возможно, ускорил бы излечение. Они считали, что со временем он сможет отказаться от одной из палок.
Они не могли сказать, будет ли он нормально ходить или бегать и вернется ли на его лицо прежняя настоящая улыбка, которую сейчас заменила жесткая неподвижность, сковавшая всю левую половину его тела.
Кроме того, они не знали, вспомнит ли он о храме земли, каменном черепе, прячущемся в скорлупе из белой извести, о том, как он пробирался вдоль уступа, освещая себе путь двумя фонариками, а потом упал с него, о том, что все эти события заставили детектива-инспектора Флеминга снова открыть дело о покушении на убийство. В тот момент он едва помнил подробности собственной свадьбы.
«Я помню лилии».
По-настоящему живыми оставались только его глаза. Стелла никогда не могла до конца разобраться в их выражении, но в них всегда присутствовало ясное, отточенное чувство юмора, которое и привлекло ее в его жизнь. Теперь же они были от нее закрыты; она посмотрела на него и не смогла понять, о чем он думает и что чувствует.
– Ты знаешь, что я прав, – тихо проговорил он.
– Нет.
В отчаянии она потянулась к рюкзаку, который положила под стол. У нее были совсем другие планы.
Одной рукой она развязала его, достала и положила на стол осыпающийся белый камень, который был целью жизни Кита, хоть и невзрачный, даже отталкивающий с виду, сбрасывавший хлопья белой перхоти на голый деревянный пол.
Она ничего не почувствовала, никакого послания; голубая молния, обжигавшая ее сознание, не вспыхнула, и она не уловила вновь рожденную и одновременно древнюю незащищенность, тронувшую ее так сильно около Гейпинг-Гилл. Камень оставался в рюкзаке три недели, невидимый и неслышимый. Она не могла заставить себя взглянуть на него. На самом деле ничего не изменилось, она по-прежнему не хотела на него смотреть.
– Я его не выбросила, – сказала она.
– Очевидно.
Его лицо превратилось в неподвижную маску и на мгновение стало симметричным.
– Пожалуй, мне лучше сесть.
Кит покачнулся, опираясь на палки, выругался и, с трудом передвигая ноги, побрел к инвалидному креслу.
Стелла хотела, чтобы он с радостью принимал ее помощь. Он мирился с ней, но не скрывал своего неудовольствия, хотя и позволил ей довести себя до кресла и устроить там так, как ее научили в больнице. Кит не спорил, когда она положила каменный череп ему на колени, а потом долго смотрел на артефакт в холодном молчании.
Когда она уже решила, что напряжение прикончит их обоих, он поднял голову и в сопровождении стонов и скрипа новых колес подъехал на кресле к окну, где мог смотреть на воду.
Стол из ясеня остался между ними; их свадебный подарок друг другу, купленный в другом веке и другими людьми. Она присела на его край.
– Если ты его так сильно ненавидишь, мы можем выбросить его в реку прямо сейчас.
– А это гарантирует нашу безопасность?
– Дело только в этом? В нашей безопасности? Мне кажется, все гораздо сложнее.
Он резко развернул свое кресло.
– Кто-то пытался убить меня из-за него, Стелла. Куда еще сложнее?
– Так выброси его.
Они уже и раньше ссорились по этому поводу. Переход от ледяного холода к внезапному резкому раздражению был новым в нем, неожиданным и пугающим.
Стелла обнаружила, что сжимает руки, и заставила себя опустить их.
– Тони Буклесс сказал мне, чтобы я это сделала, – проговорила она. – Я пыталась, но не смогла.
– Но ты заставила его поверить, что сделала это. И меня тоже.
– Получается, что кроме всего остального я еще и врунья. – Она повернулась к нему, не скрывая своей обиды. – Я думала, ты будешь рад. Решила сделать тебе сюрприз, когда ты вернешься домой. Ты собираешься бросить меня из-за этого? В этом все дело?
Она не могла усидеть на месте, повернулась к нему и принялась расхаживать вдоль окна, наблюдая за студентами, игравшими в мяч на Коммон, мечтая вернуться назад и сделать все иначе. Она трижды прошла двенадцать шагов, прежде чем он заговорил, и его голос прозвучал так тихо, что его почти заглушал шум, доносившийся снаружи.
– Ты плохо умеешь врать. Тони не поверил, что ты его выбросила. Он считает, что ты влюблена в камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117