Очень скоро священник также повернулся к врачу.
Когда Диего замолчал, чтобы перевести дух, священник сказал:
– Он хочет, чтобы вы знали: его предложение сделано без всяких условий, но оно последовало в том числе и потому, сеньор Оуэн, что вы сумели правильно понять смысл мозаики, которая показывает Конец Дней, а также привезли с собой в Заму нечто не названное и никем не виденное. Вам следует знать, что это… питье – не самое подходящее слово, но я не могу подобрать ничего лучше – используется только во время самых священных церемоний перед лицом Бога. Диего считает, что ваша попытка этого достойна, и верит, что вы понимаете суть предлагаемого вам. Это так?
Седрик Оуэн думал довольно долго – за это время он успел войти в контакт с голубым камнем и получил от него одобрение.
– Да, – наконец ответил он. – Я понимаю, о чем он говорит.
– О мой Бог… человек должен очень хотеть приблизиться к своей вечной душе, чтобы выпить это. Оно отвратительно.
– Как ты себя чувствуешь?
– Больным. Невероятно, чудовищно больным. Как в первый раз, когда оказался на палубе корабля в открытом море. Диего говорил, что так будет. Но еще и очень… умиротворенным. Сейчас мне кажется, что если меня не вырвет прямо тебе на сапоги, то я засну, даже несмотря на вид твоих черных каменных ножей, что уже само по себе настоящее чудо.
Здоровая рука де Агилара потянулась к Оуэну, но он промахнулся, и она упала на стол. В глазах испанца промелькнуло разочарование.
– Спокойной ночи, друг мой. Сделай все, что в твоих силах. И знай, что я ничего не имею против тебя и…
– Фернандес… – Оуэн взял здоровую ладонь друга и сжал ее. – Фернандес?.. Бог на небесах, Он спит. Я и думать не мог… – Он опустил вялую руку на стол. – Сколько у меня времени?
Диего пожал плечами.
– Один лишь Бог знает, – сказал священник. – В любом случае, если вы хотите, чтобы он ничего не чувствовал во время операции, вам следует действовать быстро, сеньор. Вам потребуется помощь, чтобы наложить жгут?
Кровь перчаткой распространялась от кончиков пальцев к локтям. Оуэн чувствовал, как она засыхает.
Ему удалось отделить руку Фернандеса де Агилара. Он бросил ее в корзину, выстланную листьями, а Диего накрыл руку черно-красно-желтой тканью, напоминавшей цвета смертельно опасной змеи, и унес корзину.
Обрубок оставался розовым выше жгута из мягкой ткани. Зато плоть ниже, на рассечении, стала бело-серой. Оуэн зашил последний кусок кожи при помощи острой иглы кактуса, которую сам приготовил перед операцией, когда мысль о том, что он сумеет рассечь кость, казалась ему почти невозможной.
Однако он рассек кость и плоть при помощи набора ножей и пил, доставленных с корабля, а также черных каменных ножей туземцев, которые оказались острее любой бритвы.
Седрик Оуэн не верил, что совершил чудо с помощью этих инструментов, но осмеливался надеяться, что оно еще может произойти. Он притронулся к жгуту и бросил взгляд на песочные часы, которые священник перевернул, когда жгут был завязан. Прошел почти час. Оуэну казалось, что миновал год.
Под его рукой Фернандес де Агилар пошевелился и застонал – впервые с того момента, как его коснулось лезвие ножа.
Оуэн быстро спросил:
– Диего, ты можешь дать ему еще немного твоего напитка?
Покрытый шрамами дикарь все это время сидел в тени.
Он встал и подошел к столу, держа в руках тыквенную бутыль.
– Нет, – неожиданно проговорил де Агилар. Его взгляд оставался чуть отрешенным – сказывалось посещение далеких стран, где побывала его душа. В голосе переплетались боль и дурманящее действие настойки из диковинных растений. – Пожалуйста.
– Самая сильная боль возникает, когда снимают жгут, – предупредил Оуэн. – Я бы хотел защитить тебя от такой боли.
– Я не испытываю… боли. Действие опия продолжается. И если сейчас кровь польется из раны и я умру, несмотря на все твои усилия, я хочу умереть, оставаясь в сознании.
– Хорошо.
Оуэн осторожно снял жгут. Он ждал, считая биения сердца, наблюдая, как меняет цвет часть руки ниже того места, где находился жгут.
Очень скоро кровь добралась до того места, где раскаленное железо Диего прижгло сосуды, закрывая их один за другим. Теперь они были скрыты под кожей, оставаясь невидимыми. Четверо мужчин затаили дыхание. Священник, Диего, Оуэн и его пациент наблюдали, как розовеет аккуратно зашитая кожа и жизнь возвращается к ней вместе с кровью.
Струйка крови вытекла из кожного лоскута. Оуэн промокнул ее последним кусочком чистой ткани и досчитал до тридцати. Крови больше не было. Надежда на чудо укреплялась. Он обошел стол, чтобы проверить пульс в трех точках на здоровой руке. В целом все три его порадовали, что уже само по себе было удивительно.
– Фернандес? Как ты себя чувствуешь?
– Живым, на что я не слишком рассчитывал. Моя рука… чешется, словно она все еще принадлежит мне, но боли я не чувствую. Мне трудно говорить, но этого и следовало ожидать, ведь так?
Голос испанца звучал не слишком внятно.
– Да, опий оказывает именно такое действие на человека. Скоро ты будешь говорить так же, как прежде. И еще тебе нужно будет научиться фехтовать левой рукой. Я бы мог предложить тебе свою помощь, но в мире и без того слишком много хаоса.
– Верно. – Де Агилар туманно улыбнулся, и его взгляд устремился за пределы комнаты. Потом он проговорил отсутствующим голосом: – Быть может, Диего сумеет меня научить. Мне кажется… он сможет научить нас многому.
И как только Фернандес произнес последнее слово, он сразу же заснул. Его здоровая рука была теплой, а пульс ритмичным. Культя правой руки также оставалась теплой, и Оуэн не почувствовал в ней жара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117