Нигде не было настолько темно. Не в этой жизни.
Писк стал громче. Что-то коснулось ее лица. Крошечная холодная лапка. Сердце екнуло – так колесо экипажа налетает на камень. Она не одна. В ее комнате что-то было. Открой глаза. Скорее, Дженна, открой глаза!
Но они уже были открыты. Она уверена, что открыты. Однако ничего не было видно.
Дженна подняла руку к щеке. Что-то поспешило прочь. Ощущения молниеносным потоком полились сквозь сознание: теплый мех, мускусный запах зверька, маленькие острые зубы, крошечные лапки, вцепившиеся в ее незащищенное лицо, пронзительный писк.
Крысы!
Испуганно вскрикнув, она вскочила. Память в одно мгновение вернулась к ней. Шахта!
Она, должно быть, уснула.
Стоя на коленях, Дженна вытянула перед собой руки и стала ощупывать стену закоченевшими пальцами. Она вся промокла. Ее трясло, словно в лихорадке. Голова раскалывалась. Удивительно, что она не замерзла насмерть.
Стараясь думать о том, что если она шелохнется, то рухнет в бездонную яму, Дженна осторожно двинулась вперед, не обращая внимания на позывы полного мочевого пузыря. Стена, которую удалось нащупать, оказалась сырой, но ощущение ее твердости успокаивало. Дженна заставила себя подняться и стала на ощупь пробираться дальше, прислушиваясь, постоянно прислушиваясь, не слышен ли звук приближающихся шагов – уже неважно чьих. Прошло много времени, прежде чем она дошла до деревянной подпорки. Ощупывая поверхность бруска, Дженна загнала под ноготь занозу. Выругавшись про себя, она сунула палец в рот, пытаясь высосать боль. Язык различил вкус зернистой грязи и горькой от минералов воды. Дженна облегчилась на сырой пол и двинулась дальше.
Дважды ей попадались боковые ответвления. Ничего не видя вокруг, вытянув перед собой руки, она нащупывала путь через пространство, осторожно делая каждый следующий шаг. Один внутренний голос выкрикивал имя Бренча, а второй постоянно молился, чтобы она не запуталась и не сбилась с пути.
Дженна узнала, что значит постоянно спотыкаться во тьме, заключенной в толщу гранита. Она узнала, что в темноте невозможно определить, сколько времени. Узнала, что слепота обостряет восприятие каждого звука так, что собственное дыхание кажется ревом торнадо. Узнала истинное значение слова «одиночество». А еще она узнала, что обладает качествами, которые ей не нравятся.
Дженна Ли-Уиттингтои была трусихой. Даже в детстве она была трусихой. Девочке не хватало мужества признать, что ее мама отличается от остальных матерей, и поэтому она всем ломала носы, пока эти все не отказались от попыток заставить ее посмотреть правде в глаза. Она не хотела прощать отца за то, над чем он был не властен, потому что ей не хватало смелости дать ему еще один шанс. Дженна презирала всех женщин, включая собственную мать, за то, что они позволяли мужчинам управлять собой. А самой страшно было стать настоящей женщиной и рискнуть испытать женскую боль.
Она боялась крошечных зверьков с тонкими голыми хвостами. И она испытывала чудовищный, позорный ужас перед темнотой.
Последняя фобия была для Дженны новой. И у нее возникло чувство, что от этого страха она нескоро избавится – если проживет достаточно долго, чтобы выбраться из этой каменистой преисподней.
Паника червем подползала к сердцу, заставляя его стучать быстрее. А не заблудилась ли она? С того времени, как она проснулась и стала на ощупь пробираться по штреку, прошло, наверняка, уже много часов. Бренч! Ах, Бренч, где ты?
Дженна снова и снова ловила себя на том, что молится, чтобы он нашел ее и покончил с этим ужасом. Делая каждый следующий шаг, хотя и двигаясь очень осторожно, она боялась провалиться в дыру, о которой предупреждал отец, – в штреке, пролегающем рядом с основным тоннелем шахты «Серебряный слиток» и заканчивающимся тупиком.
Во многих отношениях было бы предпочтительнее оказаться в этом штреке, поскольку Дженна пришла к выводу, что если она не там, то, должно быть, заблудилась где-то в заброшенной шахте Мэрфи.
Желудок урчал от голода. Мысли прыгали в голове, как пули в металлическом барабане. Из пересохшего саднящего горла вырвался хриплый смех, когда Дженне вспомнилось, как кто-то из шахтеров говорил ей, будто женщина под землей – это дурная примета. Она и тогда рассмеялась, но в том смехе не было нотки помешательства. Все еще хихикая, Дженна провела языком по губам, чтобы увлажнить их, и попыталась свистнуть – еще один предвестник неудачи. Не получилось никакого звука, кроме шипения выходящего из сжатых губ воздуха. Ну и ладно. Ей и без этого не везет.
А может, это гном, о котором рассказывали шахтеры? С такими длинными руками, что может, не нагибаясь, застегивать сандалии? Может, это он подставил подножку и заставил ее уронить подсвечник? А шуршание и скрежет, исходивший, как она думала, от крыс, на самом деле издавали томминокеры, маленькие мстительные воображаемые существа, наводившие ужас странными голосами в стенах, зловещими постукиваниями и звуками сверления там, где ничего не сверлили. Если ее так и не найдут, она пополнит ряды «призраков гор» – духи жертв обвалов и несчастных случаев на шахтах обречены вечно бродить по подземным тоннелям.
Дженна открыла новый страх – страх сойти с ума.
Она начала читать про себя литанию, повторяя свое имя, место рождения, все параметры тела снова и снова, уверенная, что если будет помнить, кто Она, то сможет не потерять рассудок.
Молодая женщина чувствовала, что теряет сознание. Она привалилась к стене, опустила голову и стояла так, пока мироощущение не пришло в норму. Тогда она двинулась дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116