Отсюда - и колокольчики. Но спасали они лишь в том случае, если придумавший их не набирался накануне дорогого неразбавленного виски.
В это день было всё хорошо. Хозяин сел в постели. Сейчас его можно было бы рассмотреть и дать относительно верное описание. Однако описывать, - слово джентльмена, - было нечего. Средний рост, возраст - сорок, умеренное пузцо, небольшая плешь на макушке. Лицо - самое заурядное. В зависимости от одежды такой человек мог без каких-либо усилий перемениться и в конюха, и в нотариуса, и в акушера, и в преподавателя арифметики, и в лакея, и в короля. Однако владелец серокаменной виллы не был ни первым, ни вторым, ни пятым. Я не стану приводить здесь ни его титула, ни должности при Дворе: слишком просто будет угадать, а это по нескольким соображением крайне нежелательно.
Человек сел, свесив ноги. Почесал в вороте голландской рубахи волосатую грудь. Улыбнулся.
– Пятница, утро! - сообщил он сам себе. - Значит, пора ехать в Плимут.
Встав с постели, он подошёл к небольшой двери из толстых дубовых плах, стянутых болтами и, повернув ключ, отпер замок. Тотчас спальня и примыкающие к ней помещения наполнились мельканием суетливых, бесшумно порхающих слуг.
Выпив крепкого кофе из старинного китайского керамического фиала и пробежав глазами биржевой листок, хозяин виллы приступил к моциону. Он облачился в полосатое, с длинными рукавами и короткими штанинами гимнастическое трико и выбежал в пустынную, длинную, вытянутую в струнку буковую аллею. На ногах его, как ни странно, были заурядные матросские полотняные тапочки. Обязательно нужно отметить, что бегун в трико только на вид был плешивым и толстым. Двигался он легко и проворно, - то припуская что было сил, то замедляясь и подбрасывая колени к самой груди; бежал и боком вразножку, и прыгая вверх до возможной высоты, и спиной вперёд, и в полуприсяде. Если бы кто-то бежал следом - он сразу бы понял, что плешивый бегун весьма заботится о здоровье. Но только понял бы - и всё, а не заметил бы главного: слева и справа аллеи, невидимые за деревьями и кустами, не отставая от человека в трико, бегут ещё люди - добрый десяток, и почти все - с оружием. В мягкой обуви, без шумного дыхания, синхронно с хозяином то замедляя бег, то ускоряя.
Моцион завершился обтиранием тела куском «плачущего» льда.
После моциона человек завтракал. Глубокая миска клейкой овсянки, большой кналлер и стакан молока. Позавтракав, наш знакомец двинулся в путь. Сначала от виллы на проезжую большую дорогу вынеслась кавалькада из шести всадников, затем - кортеж из трёх разновеликих карет: передняя - лёгкая прогулочная, с парой стрелков и дорожным припасом, вторая - с хозяином (он внутри - в одиночестве, в довольно просторном чреве с мягкими стенками, обложенными малиновой кожей; дверцы - заперты на замки), - и в третьей, длинной, похожей на фаэтон - тот самый десяток вооружённых сопровождающих.
Довольно долгое путешествие с неоднократными остановками для отдыха происходило привычным для всех образом: маршрут знаком до подробностей, да и всё остальное - далеко не в первый раз. Случайность объявилась у самого Плимута. Дорога здесь выгибалась, уходя дальше на гору - в петлю, и хозяин видел всё происшедшее от первой до последней секунды. По краю дороги, также по направлению к Плимуту, двигался высокого роста путник. За ним, ведомые в поводу, шли две лошади. Передний всадник из кавалькады, поравнявшись с ним, что-то крикнул - очевидно, потребовал, чтобы тот сошёл с дороги. Видимо, предводитель кавалькады желал исключить любую возможность помехи для едущих следом карет. Но, на беспристрастный взгляд, путник мог и не уходить: дорога была достаточно широкой. Не мудрено, что путник, понимая это, не обратил на окрик ни какого внимания. Скорее с досады, а не со злости, предводитель кавалькады, перегнувшись, «ужалил» невозмутимого наглеца длинной плетью, - а точнее сказать, - попытался, так как тот, вдруг проворно и гибко качнувшись, поймал плетённый в грань кожаный хлыст и, зажав его во внушительном кулаке, резко дёрнул. Короткая деревянная рукоять плети была снабжена петлёй, надеваемой на запястье, так что после рывка незнакомца всадник с выдернутым из плеча суставом вылетел из седла. Он упал на голову - послышался хруст - и тело его замерло неподвижно. Повинуясь инстинкту, оставшиеся пятеро, изыскрив воздух просверком выхватываемых шпаг, пошли на обречённого одиночку плотным кольцом, и хозяин кортежа, высовывающийся в окошко кареты, не успев крикнуть команды, увидел, как случилось немыслимое: каким-то хитрым финтом незнакомец толкнул ближнюю к нему лошадь, и она вместе со всадником грохнулась на бок, придавив седока, и конечно же, преломив тому ногу. А встреченный ими путник, двигаясь на удивленье легко для своего массивного тела, подскочил к одному из поверженных, затем ко второму, наклонился, выпрямился - и в руке у него блеснули две шпаги. Взяв одну в левую руку, он несильно, и даже как-то небрежно махнул - и ещё один всадник слетел на землю, - уже откровенно убитый: клинок шпаги пронзил его насквозь, - и потом обороняющийся махнул ещё раз. За какие-то полминуты из шести человек конной охраны в сёдлах остались лишь двое, и те поспешно настёгивали лошадей, отходя на дистанцию. А страшный «попутчик», опустив тяжёлые руки вдоль тела, неторопливо пошёл к каретам, передняя из которых остановилась, доехав до растянувшегося на земле одного из своих.
Бэнсон не знал, сколько людей следует в случайном кортеже, и не пытался их сосчитать. Ему предложили схватку - и он просто «работал». Из прогулочной каретки выскочил один из стрелков, повернув короткую аркебузу стволом в сторону приближающегося к нему незнакомца, стал торопливо насыпать порох на полку - и не успел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16