– Понимаю, он так велел говорить, и иначе ты поступить не можешь. Ну а если предположить, что он мог не успеть сказать мне всего, ведь в какой ситуации это происходило – известно! Да он и не успел. Хорошо, что я увидел, следы каких зубов оставлены на ненужном твоём посохе, дочь моя. А если бы не рассмотрел, что бы стало с моей рукой?
Он взял изпод её локтя дубиё, перевернул нижним концом кверху.
Древесные волокна в нескольких местах были смяты и вдавлены. Бэнсон, светя фонарём, начал понимать; холодок прошёл у него по затылку. Альба, качнувшись, приблизился к девушке, мягко обнял её, прикоснулся щекой капюшона к траурным кружевам.
– Не лги мне больше, – произнёс незнакомо мягким голосом, грустно и нежно.
Девушка всхлипнула, закивала. Сомкнула ладони на посохе. Альба шагнул в сторону, и она, подойдя к чернеющему в стене окошку, дрожащими руками отправила в него побитый конец. Там, в каменной пустоте, чтото щёлкнуло, и в дубиё тотчас ударило гулко, так, что свободный конец его вздрогнул и загудел. Девушка, прикрыв лицо краем платка, отошла. Альба вывернул посох из чёрного злого провала, до самого плеча сунул в него руку. Послышался звон и шелест цепи, и сразу же за их спинами, совсем близко, чтото тихо заскрипело.
“Открывается дверь”, – уверенно сказал себе Бэнсон.
Да, так и было. Встали у разверстого проёма, помолчали.
– Останься здесь, – проговорил задумчиво Альба, поворачивая капюшон в сторону девушки. – Если там чтото случится не так и дверь захлопнется, – открой, когда мы постучим.
Она, задавливая плач, ещё раз кивнула, прижала руки к груди. Альба взял фонарь, пригнулся и исчез в могильном провале. Сопя и постанывая, Бэнсон с неимоверным трудом протиснулся следом.
– Всё обычно, как во всех подземельях, – осторожно пробираясь впереди с фонарём, вполголоса сообщал Альба. – Низкий свод, стены на известковом растворе. Судя по влажности, вольного воздуха нет. Стало быть, проход впереди тоже закрыт. Хорошо, если без замка… Да тамто он зачем был бы нужен?
Точно, вторая дверь обнаружилась в конце тесной подземной галереи, и точно – без замка. Такая же маленькая, и так же пришлось продираться сквозь узкий проём.
Вошли в обширное, круглое, с кольцом колонн вдоль стен, помещение. Здесь был полумрак – рассеянный свет проникал сквозь световые колодцы откудато сверху.
– Ну что, – с причудливым эхом прокатился под потолком голос Альбы. – Если б ты сам устраивал всё, что мы видим, и мозг твой был бы измучен мыслью о том, что ктото может незаметно проникнуть сюда, где бы ты соорудил на такой случай ловушку?
Бэнсон внимательно, и теперь уже по другому , всмотрелся.
– Там, куда проникший пошёл бы прежде всего.
– А тебе самому куда хочется пойти? Ведь тебя, как только ты вошёл, поманило к себе какоето место? Вспомни.
– Да, поманило. Вот туда, где стоит в ряд старинное оружие.
– Точно. Выставлено напоказ. Это одна из ловушек. Но есть ли ещё?
Бэнсон неуверенно переступил с ноги на ногу.
– Кажется – есть.
– Неужели? И где?
– Вот там, ровно с другой стороны. Монеты и золото, и тоже положены так, что тянет подойти и потрогать.
– Молодец. Вот смотри, что он сделал. Подходишь к стене, а там, за стеной, в ещё одной комнатке, взведённый стоит арбалет. Именно арбалет, ведь ему не нужен порох, который может отсыреть. Подходишь, берёшь и тянешь к себе чтонибудь из оружия. Арбалет делает “щёлк”… Через дырку в стене прямо в грудь тебе летит болт. То же – с другой стороны. Это если проникнет тот, кто к оружию равнодушен, а прежде возьмётся за золото. Там тоже комнатка и тоже – болт в арбалете. Хорошо. Ну а если проникнувших – двое, и один пойдёт к оружию, второй – к сокровищам, и один из них попадёт в ловушку первым. Что тогда, второй – уцелел?
– Да, наверное… Ведь он же тогда – предупреждён!
– Не совсем. Что ещё может он предпринять, как не броситься к пострадавшему, чтобы или помочь ему, или определить, с чем предстоит иметь дело!
– Это что же…– Бэнсон взглядом повёл через центр круглого зала. – Он и это предусмотрел? Тогда что же, – вот здесь?!
Вместо ответа Альба подхватил стоящий неподалёку запечатанный и залитый воском бочонок, положил его набок и, примерившись, запустил через зал, к стоящим напротив колоннам. Дробно тарахтя ребристыми дощатыми боками, бочонок весело добежал до центра помещения – и вдруг пропал. Послышались стук и щелчок и, несколько после, – тяжёлый и тихий удар гдето внизу, далеко. В центре зала, в полу, теперь чернел люк, – объёмный, квадратный.
– Вот теперь всё, – утвердительно сказал Альба. – Теперь можно пройти и разрядить арбалеты.
– Но каким же, – изумлённо повёл головой Бэнсон, – каким же нужно быть умным, чтобы такое придумать!
– И умелым, чтобы всё это сделать. Но придумал и сделал всё это не Регент. У него был хороший учитель. Старик. Ты его видел, с Симеоном, на поляне. И хорошие мастера. Вот ихто увидеть тебе никогда уже не придётся.
– Тот старик? – свёл брови и потрогал себя за затылок озадаченный Носорог. – Тот старик? И это он же придумал прибить Симеона к дереву?!
– Да. Это он.
Молчали, обходя стороной люк в полу. (Бэнсон опасливо заглянул в чёрную пропасть.) Молча отыскали ещё одну дверь, прошли сначала в левую, потом в правую галереи – невысокие, узкие. Они вели в каменные приделы, где, точно, – стояли в деревянных станках натянутые, с железными, хорошо смазанными маслом дугами, арбалеты. Альба зажёг огонь, аккуратно вынул из их желобов тяжёлые, остро заточенные болты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19