— Мне надо поговорить с тобой, сын мой, — сказал Главный Конструктор.
Когда они остались одни, отец спросил:
— Ты счастлив?
— Да, отец. Ева — прекраснейшая из женщин.
— Откуда ты знаешь, каковы другие женщины?
Ирасек несколько растерялся:
— Я их не знаю, но и знать не хочу!
— Почему? А вдруг среди них есть гораздо лучше Евы?
Ирасек помедлил с ответом:
— Значит, их мужьями станут парни гораздо лучше меня.
— А ты не хочешь стать лучше?
— Хочу, отец.
— И ты станешь лучше, сын мой, я помогу тебе в этом. — Главный Конструктор обнял его за плечи, заглянул в глаза. — А теперь представь себе картину: ты стал лучше, а Ева осталась прежней, или сделалась хуже, скажем, подурнела, постарела, одрябла. Ты оставишь ее ради другой — юной и прекрасной?
— Нет, отец.
— Почему?
— Кто может быть лучше подурневшей, постаревшей, одрябшей, но любимой, единственной и поэтому прекрасной во веки веков моей Евы?
— Что значит — любимая, единственная?
— Это значит, что она принадлежит только мне и я, только я за нее в ответе.
— Перед кем в ответе? — прищурился Главный Конструктор.
— Перед Евой, отец!
Главный Конструктор кивнул и с затаенной грустью добавил:
— И перед всем белым светом… А как дела с сочинением на вольную тему?
— Пишу, отец.
— О чем, если не секрет?
— Хочу поспорить с одним местом из Оранжевой Книги.
— Ого! Интересно!
— Там написано, что мертвые, которые умерли, счастливее живых, которые еще живут. А счастливее их обоих тот, кто еще не существует, кто не видел дел, которые совершаются под солнцем. Яне могу с этим согласиться, отец!
— И как ты думаешь опровергнуть это утверждение?
— Я пишу о своем счастье, отец.
— И все?
— Разве этого мало?
Показалась Ева, неся на голове поднос со всевозможными яствами — дарами Барсова ущелья. Ирасек поспешил ей навстречу.
— Вероятно, этого мало, — тихо произнес Главный Конструктор, глядя на молодых.
И он подумал, что совершил ошибку, редактируя текст Оранжевой Книги — единственного печатного издания, которое находилось в ущелье. Главный Конструктор убрал из нее все места, в которых говорилось о зле. И, может быть, зря. В оригинале цитата, которую собирался оспаривать Ирасек, звучала так:
«А счастливее их обоих тот, кто еще не существует, кто не видел худых дел, какие совершаются под солнцем…»
Но, с другой стороны он, Главный Конструктор, создал Ирасеку все условия, чтобы тот никогда не видел худых дел, какие совершаются под гураррским солнцем. Он был достаточно силен, чтобы убрать зло не только из Оранжевой Книги, но и из жизни своего любимого единственного сына…
VII
На экране телевизора появилась узкая морщинистая полоска, в которой Крус без труда узнал лоб полицай-президента Гурарры. Господин Пак-пак читал по слогам свое обращение к нации:
— …Мы не можем позволить, чтобы наши государственные мужья служили для махровых бандитов движу-щи-ми-ся ми-ше-ня-ми, а Площадь Вор-ку-ю-щих Голубей превратилась в публичный тир. Только смыв пятно крови с этой площади, мы сможем смыть пятно по-зо-ра с совести нашей нации. Пусть знает народ, что в Гу-рар-ре существует э-э… закон и э-э…
Крус выключил телевизор и нервно зашагал по комнате, что случалось с ним чрезвычайно редко. Он остановился у телефонного аппарата, поднял трубку. И тут заметил, что с трубки свисает обрывок шнура.
— Изабелл! — крикнул он.
Извиняюще виляя хвостом, к нему подбежала собачонка.
— Негодница, зачем ты перегрызла шнур?! — напустился на нее детектив.
Изабелл притворно зевнула, как бы показывая причину своего поступка: ей стало скучно от длительного безделья.
Но Крус понял ее иначе:
— Чтобы спокойно досмотреть восьмую серию своих сомнительных приключений?… Так вот, Изабелл, за проявленный эгоизм, из-за которого могут пострадать другие, я лишаю тебя вечерней порции иона. Посажу на воду!
Изабелл обиженно поджала хвост.
— Кипяченую, разумеется, — счел нужным уточнить Крус.
Он как раз скручивал оголенные концы телефонного шнура, когда в комнату ворвался Фоббс. Шеф мгновенно оценил обстановку:
— Вот что значит иметь дело с супермерзавцем! Так, по-мо-ему, тебя величают наши газеты? А я, старый идиот, считал, что повреждение на линии, и выслал аварийную бригаду! Каков гусь, а? Мало того, что месяцами не является на службу, хотя регулярно получает тройной оклад, так он решил вообще изолировать себя от общества!
Крус растерянно моргал своими ясными глазками: сказать правду — означало подлить масла в огонь вражды, который и без того бушевал в душах Фоббса и Изабелл. И он решил вызвать огонь на себя.
— Простите, шеф, — смущенно улыбнулся Крус, — но у меня не было иного способа пригласить вас в гости.
— Какое изысканное гостеприимство! Как в лучших сумасшедших домах Андулии! Проклятье!…
Последнее относилось к качалке, которая гут же развалилась под тяжестью его грузного тела.
— Не вилла, а карточный домик!
Фоббс с трудом поднялся с пола и стал озираться в поисках стула. Так и не обнаружив его, снова взревел:
— Оказывается, я ни черта не разбираюсь в людях! Всю
жизнь считал тебя сибаритом, а увидел келью монаха-отшельника! Скажите, какой оригинал! И кроме этой коляски для инвалидов у тебя нет никакой мебели? Где же прикажете сесть, господин факир? Может, для своего непосредственного — хотя ты наверняка считаешь меня посредственным — начальника у тебя все же найдется какая-нибудь дощечка с гвоздями, а?
Крус покосился на стену, где были спрятаны подъемные кровати, но, будучи уверенным, что их ждет судьба кресла-качалки, он только развел руками:
— Даже дощечки не могу предложить вам, шеф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50