Правитель юга Британии решил, что мнения конунга Нордвегр на то, кто именно воспитывает чьих детей, не должно его волновать. А тут еще малыш обернулся, окатил Адальстейна синим пламенем своего взгляда — и король рассмеялся.
— Что ж… У нас в Британии другие традиции. При моем дворе воспитывается много мальчишек из самых знатных семей моих подданных. Пусть будет еще один.
И столкнул ребенка с колена. Трехлетний малыш засеменил под стол, туда, где собаки грызлись за кости с остатками мяса. Без страха схватил за шерсть здоровенного волкодава, потянул и засмеялся. Совсем как король Адальстейн.
Хаук на последнюю фразу короля не обратил внимания. Он выполнил задание своего конунга, а желание британца сохранить хорошую мину при плохой игре было ему на руку. Викинг подсел к своим людям, уже приступившим к угощению. Лакомясь мясом и элем, они не видели ничего плохого в том, что пользуются гостеприимством человека, которого только что пытались оскорбить, пусть и не от своего имени.
На Островах они не задержались. Отбыли едва ли не на следующий день, пополнив запасы воды и провизии, а Хакон остался при дворе Адальстейна. Мальчишка жил, как все мальчишки, если не вспоминать о том, что вскоре он переколотил всех сверстников и тех, кто постарше, и стал верховодить стайкой ребятишек, воспитывающихся при королевском дворе. Он рос не самым сильным, не самым высоким, но упорство младшего сына конунга, его умение добиваться своего поражали. Стиснув зубы, мальчик рвался к цели, не обращая внимания, чего ему это стоит.
Он не мог не привлечь к себе общие взгляды, и, конечно, вскоре попался на глаза Адальстейну, и, само собой, понравился ему. С тех пор мальчишке давали наилучшее для того времени образование и воспитание. И, конечно, крестили — Адальстейн был хорошим христианином и своего воспитанника наставлял так же. Дочь Гуннара не раз и не два видела Хакона, даже как-то позволила подняться на драккар и объяснила, как надо править.
Вспоминая это, Хильдрид заметила внимательный взгляд юноши, устремленный на нее. Неотрывно и в то же время неуверенно, словно юноша ждал от нее чего-то, но опасался подсказывать. Не выдержав, женщина вопросительно подняла бровь. Это было намеком — говори, что случилось? Чего тебе нужно?
— Скажи, Равнемерк, я могу тебя спросить?
— Конечно, — Хильдрид бросила на стол обгрызенный мосол. Потянулась кружкой к кувшину. — Альв, не сочти за труд. Мне не дотянуться.
Альв без слов налил ей пива. Хакон терпеливо ждал.
— Ты ведь знала моего отца?
— Знала.
— Расскажи мне — каков он был?
— Он был вождем, — сказала она и замолчала. Надолго.
— Расскажи мне о нем, — подождав, повторил юноша.
Дочь Гуннара задумалась. Из кружки на нее глянула теплая, приятно пахнущая жженым зерном глянцевая темнота. В ней на мгновение отразился обведенный ресницами глаз. Глаз, когда-то смотревший на того, о ком теперь слагают легенды. Того, о ком теперь спрашивает его сын. Что ему рассказать?
— Что ты от меня ждешь? — спросила она, посмотрев на Хакона в упор. Юноша не смутился. — Что я расскажу о том, какой он был прекрасный воин? Все так. О том, как он водил отряд? Прекрасно водил. О том, как его любили воины? Что ж… Свои хирдманны — любили, чужие — ненавидели. Он был человеком. Он был великим человеком. Он был великим вождем. Но знаешь, что я поняла, общаясь с ним?
— Что? — спросил Хакон, когда понял, что от него ожидают этого вопроса.
— Знаешь, все великое, собравшись в душе одного человека, тянет за собой все дурное. Любой человек, которого ты спросишь о конунге, расскажет тебе и о том, как он был хорош, и о том, как он плох, в зависимости от того, нравился ему Харальд или нет. И тот, и другой расскажет правду.
— Как такое может быть?
— Таков уж человек. Он и хорош, и плох. Просто у великого все великое… Понимаешь?.. — женщина помолчала. — Да ты и сам знаешь. Он объединил страну, стал конунгом конунгов. Земли от Вестфольда до Халогаланда покорились ему… Но древний порядок был сломан. Кто-то погиб, защищая свою землю от конунга. Кто прав? Да все. Все правы. По-своему.
— Так не бывает, — возразил Хакон. — Прав всегда конунг.
— Это не так. Харальд часто бывал неправ, и не умел признавать ошибки. Но он был великим, и знаешь, почему? Потому что знал свою цель и шел к ней. Власть нередко захватывают ради самой власти, но когда человеком движет большее, он может стать великим. Не хорошим и не плохим — великим. Не знаю, что двигало Харальдом, но он дал стране твердый закон и следил за тем, чтоб закон соблюдался. Понимаешь? Чтоб стать великим вождем, нужно душевное устремление. А жажда власти — это не душевное. Это все равно, что желание набить брюхо. Сиюминутное. Пусть даже кушать хочется всегда. Вождь остается вождем даже во сне, — она тихонько рассмеялась. — Я тянусь поучать, будто мне уже все шестьдесят. Да еще и не спрашиваю, нужно ли тебе это.
— Ты не поучаешь, — хмуро сказал Хакон. На миг акцент куда-то делся. Он смотрел на Хильдрид отцовскими глазами, и в какой-то момент она ощутила себя беззащитной перед ним. — Мне это нужно. Продолжай. Что нужно делать, чтоб стать великим вождем?
— Ты хочешь стать великим?
Сын Харальда кивнул.
— Сначала стань вождем.
— Я хочу им быть.
— Тогда сперва ты должен почувствовать свою землю, как свое тело. Ты должен полюбить ее и людей, живущих на ней. Всей душой. И потом, — она ухмыльнулась, — выучись правильно говорить на родном языке.
— Вождями не рождаются и не выучиваются быть ими в один вечер, — проворчал Альв. — Надо с людьми пуд соли съесть, чтоб полноправно стать их главой.
— Со всей страной пуд соли не съешь, — возразила Хильдрид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98