Она задумалась на пару минут. Флавия привыкла полагаться на первые впечатления и моментальные озарения, отчего Боттандо неизменно страдальчески кривился. Он любил рутину и годами пытался убедить свою помощницу в ее целесообразности. Напрасно. Боттандо был полицейским, и формальности составляли часть его работы. А она — нет и предпочитала воображение, которое выручало не реже, чем пристрастие шефа к пунктуальности. И кроме того, демонстрировав ее особенный подход.— Отпечатки пальцев или что-нибудь подобное?— Это же общественный сад, — насмешливо хмыкнул комиссар. — Туристы все истоптали и исплевали. Берег загажен хуже некуда. Вы представить себе не можете, сколько пустых банок и недоеденных сандвичей пришлось подобрать моим людям.Флавии меньше всего хотелось выслушивать продолжительные лекции о гнусных нравах туристов. Была бы воля Боволо, он бы выгнал из Венеции всех чужаков. Но и она — жительница Рима — представляла размах проблемы.— Мне кажется, если ее тащили в теплицу, должны остаться какие-то следы.— И тем не менее не было. По крайней мере свежих. Очень сухое лето. Почва как камень — дожди не выпадали несколько недель. Надо бы, чтобы дождь прошел в ближайшее время. Он очень нужен. А вы, если хотите, проверьте сами, раз считаете, что справитесь лучше наших экспертов, которые занимаются этим годами…Флавия кивнула с таким видом, словно не исключала и этого поворота событий. Она, естественно, не собиралась ползать по земле в саду, но ее реакция вызвала раздражение комиссара — и то хорошо.Она не нашла ничего такого, за что могло бы зацепиться ее воображение. Однако фотографии убитой странным образом ее заинтересовали. Что можно сказать по снимку? Немного. Но в Мастерсон чувствовалось нечто неординарное. Она одевалась по-деловому — стиль, который предпочитают многие американки. И в ней не ощущалось женственности итальянки. Лицо сосредоточенное, однако в нем было что-то необычное. Под кажущейся суровостью — за морщинками у глаз и жесткой складкой у рта — таилась некая природная мягкость. Создавалось впечатление, будто убитая пыталась казаться при жизни более твердой, чем была на самом деле. Возможно, она была бы в общении вполне приятным человеком, если бы удалось познакомиться с ней поближе.Флавия улыбнулась, представив, как бы фыркнул на это возведенное ни на чем предположение Боттандо. Одного взгляда на Боволо было достаточно, чтобы понять: этот человек придерживался тех же методов полицейской работы, что и ее начальник.— Полагаю, вы отработали окружение ее коллег? — спросила она.Комиссар опять повел себя так, будто не был уверен, что это с ее стороны: вежливость или насмешка, но на всякий случай предположил худшее.— Естественно, — авторитетно ответил он, но тем не менее извлек из груды на столе очередной лист бумаги. Нацепил на кончик носа очки и внимательно ознакомился с документом, словно хотел убедиться, что в нем за последние пять минут ничего не изменилось. — Вот их вполне разумные личные объяснения. И скажу сразу, пока вы не задали очередной вопрос, мы осмотрели в номерах их одежду и не обнаружили ни единого пятнышка крови, ни окровавленного кинжала, ни дневника с признанием. Профессор Робертс и доктор Коллман обеспечивают друг другу алиби — они вместе ходили в оперу. Доктор Ван Хеттерен обедал с друзьями неподалеку от железнодорожного вокзала. Доктор Лоренцо оставался дома — это подтверждают друзья и слуги. Все четверо ни на минуту не покидали главного острова. Остается доктор Миллер.— Расскажите мне о нем, — попросила Флавия. — Полагаю, у него не было свидетелей.— Не было, — кивнул Боволо. — Одно время мы тоже возлагали на это надежды. Хотя и он по причине забастовки не мог уехать с острова. Выяснилось, что сразу после десяти он вышел на кухню и попросил минеральной воды запить снотворное. И, разговаривая с кем-то из служащих, принял таблетку. А потом сразу же отправился в кровать.— И тем не менее он единственный из всех, за кого никто не может поручиться и сказать, где он был во время преступления.— Это так. Но швейцар готов поклясться, что после шести никто не уходил и не приходил. Значит, если он был на острове в десять, то был там же и в девять. Следовательно, убийства не совершал. Кроме того, все члены комитета — известные люди и у них нет никаких разумных поводов для убийства. Они принимали участие в мирном научном мероприятии, а не в мафиозной разборке.— Таким образом, вы исключили всех ее коллег и пришли к выводу, что преступление совершил грабитель-одиночка? — задумчиво проговорила Флавия.— И придерживаемся этой точки зрения до сих пор, — кивнул в ответ комиссар. — Если вы, конечно, не предложите нам чего-нибудь более разумного. — Ну-ка попробуй только осмелься, говорило выражение его лица.— А это что такое? — Она ткнула пальцем в сторону еще одного пакета.— Это? Всего лишь ее почта, которую доставили утром. Мы ее изъяли. Думали, найдется что-нибудь полезное. Но не нашлось. Забирайте, если хотите. Копайтесь. Там все исключительно об искусстве.Флавия быстро просмотрела корреспонденцию. Инструкции и заметки из музея убитой, письмо из фотоагентства и пара счетов. Маловдохновляюще. Она сложила бумаги в одну стопку.— И все-таки как-то странно. — Флавия ощущала внутренний дискомфорт. — Убийца рвет распятие у нее с шеи, но в итоге оставляет на месте преступления. Кстати, вы не проверяли, она католичка?— Не думаю, — покачал головой Боволо. — Вы же знаете американцев — только вопят, что верят.Ну вот, еще один народ не устраивает нашего комиссара. Кажется, он вообще не склонен мириться с разнообразием культур мировой цивилизации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65