Поэтому внешняя сторона ее жизни была
великолепна, но основывалась на чрезвычайно шатком фундаменте. К несчас
тью, душа у нее была пылкая, и она совершила страшную ошибку, непроститель
ную для содержанки: влюбилась в своего господина. От этой любви родились
два моих старших брата и я, самая младшая в семье.
Пока был жив отец, все кругом, конечно же, считали маму госпожой и мы жили и
воспитывались, как подобает детям из хорошей семьи. Это, кстати, и объясня
ет, почему я не терялась ни в графском замке, ни в королевском дворце.
Связь их была целиком незаконной, вот почему ей придавался подчеркнуто п
ристойный вид. И, видимо, отец и мать, увлеченные созданием этой красивой к
артинки, совершенно забыли о том, что писана она на негодном холсте.
Братья были уже подростками, когда отец был убит. И все, разумеется, сразу
закончилось. Как сказали заплаканной маме, будь ты хоть трижды матерью е
го детей, но если ты всего лишь содержанка, то и место твое и твоих ублюдко
в на помойке. Семья отца весьма недвусмысленно показала ей на дверь, попу
тно отобрав все, что, по их мнению, ей совершенно не принадлежало.
Тут-то и выяснилось, что жить нам не на что.
Первенцу, моему старшему брату Жерару, отец, правда, успел выправить двор
янство и для фамилии отписать крохотный клочок земли, дающий право на пр
иставку «де». Но четверым жить на доходы, что давала та земля, было соверше
нно невозможно.
Мама, продав уцелевшие драгоценности, отдала меня и Робера в монастырь с
условием, что брата выучат на священника, а со мной разберутся позже, когд
а я подрасту. Оставшиеся деньги она отдала Жерару, а сама надела лучшее пл
атье, прошлась павой по городу, как в былые времена, и, дойдя до реки, утопил
ась.
Она была не права с самого начала. Маму сгубила порядочность, совершенно
неуместная в ее положении. Она думала, что ее кроткий нрав, искреннюю любо
вь и благородный характер люди оценят по достоинству и простят ей то, что
отец провел ее мимо алтаря. Бедная глупая мама… Скольких таких растоптал
и и тихо, и прилюдно. Никого не интересуют чувства, важно их документально
е засвидетельствование. Обеспечь ей отец поместье и хороший доход, люди,
конечно бы, шептались за спиной о ее подлости и продажности, но зато в лицо
ни одна собака, ни одна титулованная шлюха не посмела бы оказать ей неува
жение. Но матушка была слишком горда, чтобы просить отца об этом. «Она все
понимала…» Результат был печален. Видимо, бабушку сожгли слишком рано, и
она не смогла научить дочку, как правильно жить.
В прощальной записке мама просила нас лишь похоронить ее рядом с отцом. И
нтересно, кто бы нам это позволил?
Она была похоронена на кладбище для самоубийц, в неосвященной земле, без
всего, что положено католичке в последний час.
Жерар сказал: «Мама подождет, они с отцом теперь мертвы, и для них время те
чет по-другому. Мы исполним ее просьбу чуть позже».
Это был первый урок для меня.
Быть красивой, конечно, очень приятно, но если ты о себе не позаботишься, н
икто о тебе не позаботится. Люди могут предать, умереть, отвернуться. Зато
вещи, которые принадлежат тебе и собственность которых за тобой официал
ьно признана, останутся с тобой. Они надежней людей.
И именно в то время я поняла, что мужчины менее стойки, чем женщины.
Братья не выдержали и сломались. Собственная дальнейшая жизнь перестал
а их интересовать. Они не хотели бороться. Жерар был слишком беден, чтобы б
ыть дворянином, и слишком благороден, чтобы стать мещанином. Он избрал ст
ранное, на мой взгляд, занятие, которое, по его мнению, отвечало его положе
нию, и стал палачом.
Теперь, никто не смог бы его упрекнуть в том, что он, дворянин, опустился до
зарабатывания денег на жизнь ремеслом.
Нет, он по-прежнему занимался тем, для чего его готовили: убивал людей.
Пусть не на войне или на дуэли, а на городской площади, и не шпагой или мушк
етом, а топором, но какая, в сущности, разница?
Люди его сторонились, как прокаженного, и Жерара это полностью устраивал
о.
Робер послушно стал священником, не чувствуя в груди ни малейшей божьей
искры, призывающей его к этой стезе. Сколько подобных ему… Он был тих и зам
кнут, но все знают, что священнику и полагается быть таким. Я думаю, со дня с
мерти мамы душа у него кровоточила день за днем, он был самым добрым из нас
.

Прошло несколько лет, и все забылось. Другие события заслонили в памяти л
юдей все, что произошло с нашей семьей. Осталось лишь стойкое насторожен
ное отношение к нам, хотя мало кто помнил, почему это.
Той осенью, в день празднования пресвятой Марии Сентябрьской, когда нас
с Робером отпустили на праздник к брату, Жерар сказал: «Вот теперь пора».

Мы дождались ночи, взяли заступы и пошли к часовне, туда, где за оградой бы
ли могилы самоубийц. Было тихо и темно.
Жерар, теперь весьма опытный во всем, что касается переправки человека в
мир иной, с помощью Робера откопал останки. Платье лучше сохранилось, чем
мама, я же говорила, вещи прочнее людей. Робер по всем правилам отпел ее, и м
ы отнесли маму в склеп к отцу.
Вот теперь им действительно было наплевать на людей, на их глупые правил
а и обряды. Прав был Жерар, у живых другое время. Никто ничего и не узнал.
Я росла в монастыре, и все ясней мне становилось, что там я не останусь. Доб
родетель почему-то стойко охраняет лишь дурнушек. Наверное, у нее дурной
вкус.
И именно в пятнадцать лет на моем плече появилось клеймо. Этот загадочны
й момент я обойду молчанием. И не потому, что стыд закрывает мне уста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97