Не так уж много мне его при
ходилось видеть.
Еще четыре часа назад мне было глубоко наплевать на него.
Сейчас я не хотела, чтобы Фельтон шел на верную гибель.
Не хотела!
Я столько делала для государства, почему один-единственный раз я не могу
сделать что-то для себя? Пусть этот смешной пуританин останется жить! Бек
ингэма все равно убьют и без моего участия, слишком многим он насолил. А эт
от пусть живет, глупый и восторженный солдат-монах. Фанатик!
Фельтон говорил и говорил, а потом стал легко целовать меня в макушку в пр
омежутках между фразами.
Ц Друг мой, может, Вам не стоит сходить в Портсмуте? Ц хрустя пальцами, сп
росила я. Ц Возмездие никуда не уйдет…
Ц Не тревожьтесь, душа моя! Ц светло улыбнулся Фельтон. Ц Судьбой было
предназначено ему пасть от моей руки, для венца мученика я был рожден, как
прекрасно сознавать, что моя рука освободит Англию от тирана.
Ц Конечно, но зачем завтра? Джон, Ц схватила я его за руку и заглянула в с
ветящиеся глаза, Ц давайте переждем во Франции, пока утихнет шум от наше
го побега, а потом…
Ц Радость моя, Ц Фельтон нашел мои губы, надолго припал… Ц Вы же сами ви
дите, удобнее случая, чем сейчас, не представится. Это Божий знак, Господь
осеняет мне путь и говорит: «Иди, Фельтон, иди чадо мое, это твой путь!»
Мне стало плохо.
Ц Извините, друг мой, Ц потянула я плащ Фельтона. Ц Мне надо подышать св
ежим воздухом. Боюсь, меня укачало.
Ц Я помогу Вам, Ц вскочил Фельтон.
Ц Нет, ни в коем случае. Я немного подышу и вернусь под Ваше теплое крыло, д
руг мой, ждите.
Обув мокрые башмаки и накинув тяжелый плащ, я вышла на палубу.
Вцепившись в борт, я смотрела на колыхающиеся волны и думала, думала, дума
ла…
Как удержать этого рвущегося к смерти недотепу от визита к Бекингэму? Че
м его остановить? Мои доводы его только распаляют.
Пойти и рассказать ему правду? Что я не пуританка, что я агент кардинала, ч
то все рассказанное мной вранье? Думаете, я бы не осмелилась открыть ему э
то? Осмелилась бы, еще как осмелилась и глазом бы не моргнула.
Но, представив это, я ясно видела, как тухнут, гаснут, тускнеют блестящие г
лаза Фельтона, съеживается, словно под пинками, его фигура, опускается го
рдо поднятая голова. Своими словами я убила бы его веру, его мечту.
А я не знаю и никогда не узнаю наверняка, что страшнее: убить человека физи
чески или убить его мечту, смертельно ранить душу? Потому что без мечты он
все равно не живет, душа в нем не теплится совсем, ходит по свету одно пуст
ое тело, которое и радо бы упокоиться навек, да не может.
Что лучше, оборванный на высшей точке полет кречета или его медленное, бе
спомощное угасание в кустах, когда не поднимаются крылья, лысеет кожа, му
тной пленкой затягивает зоркие ранее глаза?
И у Фельтона нельзя узнать: как ты, друг Джон, предпочитаешь умереть: быстр
о, но прекрасно, с сознанием того, что выполнил дело, которое, как считаешь,
предназначено тебе Богом? Или хочешь умирать долго и мучительно, вспомин
ая развалившуюся на грязные, дурно пахнущие куски небесную сказку?
Один вопрос убьет его, так что решай, милая, сама, какую смерть ты уготовиш
ь человеку, беззаветно любящему тебя. Какой путь ты ему оставишь?
Многие люди целовали тебе ноги, клялись в вечной любви и готовности поже
ртвовать жизнью ради тебя. Но кто из них отдал бы последнюю монету из свое
го кошелька за то, чтобы ты, целая и невредимая, добралась до Франции? Без м
алейшей надежды самому попасть туда же…
Ветер сбивал слезы, мешал их с пеной.
Джон, ну почему ты пуританин, почему для тебя все просто?!
Неразумный фанатик!
Ты сделаешь все, что считаешь нужным, и твердым шагом солдата войдешь в св
ой пуританский рай, где ангелы порхают в точно таких же рубашках, как та, ч
то ты уступил мне!
Ну почему ты не сможешь жить, если я открою тебе правду?!
Как мне выбрать, какое из двух громадных зол на маковое зерно меньше?
Я согласна потерять ангельские крылышки и вновь стать демоном Ц мне не
привыкать, но остановит ли это тебя?
Ведь узнать ответ, правильно или неправильно мое решение, я смогу лишь в д
ень Страшного суда, когда мы снова все встретимся, но оттуда, из страшной,
непостижимой дали будущего, все наши сегодняшние беды будут никчемными,
как тонкий слой цветочной пыльцы на гранитной плите. А выбор за мной сейч
ас, сию минуту…
Я кусала пальцы, ловила лицом дождевые струи и никак не могла решить… Ник
ак…
Наконец я вспомнила потухшие глаза брата Робера. Не смог он жить без мечт
ы, как ни старался, не смог. Ни ради себя, ни ради меня, ни ради своих прихожа
н.
Ну что же, Фельтон, раз уготован тебе терновый венец мученика, значит, угот
ован. И у каждого, наверное, свой путь. Пусть хоть ночь эта перед двадцать т
ретьим числом будет для тебя радостной, как ни была радостной вся жизнь д
о этого.
Я оторвалась от борта и вернулась в каюту, сняла плащ и уткнулась мокрым л
ицом в грудь лейтенанта.
Раскачивался фонарь, висящий на крюке, вбитом в дощатый потолок. Словно о
тсчитывал мгновения. В глубине груди Фельтона билось навстречу мне его с
ердце.
Он говорил, чтобы я ждала его до десяти часов, если к тому времени он не вер
нется, уходила на шхуне во Францию. Я шептала, что если все будет благополу
чно и он выберется, то найдет меня в Бетюне, в монастыре кармелиток.
Потом слова кончились, остались только наши губы, лица, руки, тела… Колыха
ющаяся каюта, каштановые волосы, упрямый подбородок и голубые боготворя
щие тебя глаза…
Горькое это было прощание, горькое и сладкое…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97