Если и есть какое-то сходство с музеем Гугенхайма, то оно чисто случайное. Так, скажем, чёрдачные лестницы, у которых ступени привязаны к поручням кожаными ремнями, сохранились в первозданном виде.
Очевидно, директор почувствовал на себе пристальный взгляд Коко, потому что провёл рукой по волосам, вернее, по паричку (кстати, это была ещё одна тема для сплетен в Пикаксе, где считалось, что если нет своих волос то лучше не иметь никаких). Вдруг Ван Брук резко обернулся и взглянул на шифоньер.
– Это мой сиамский кот Као Ко Кун, названный в честь китайского художника тринадцатого века.
– Йау! – отозвался Коко на своё имя.
– Из династии Юань, – самодовольно кивнул директор. – Он был ещё и поэт, хотя на Западе об этом почти никто не знает. Имя его можно перевести как «достойный уважения». Точный перевод сделать трудно. – С этими словами он повернулся спиной к шифоньеру, а Квиллер в душе порадовался, что на искусственную шевелюру директора пялился Коко, а не его сообщница. Окажись Юм-Юм рядом, она вмиг сцапала бы парик и уволокла его в спальню, где запрятала бы под кровать или, чего доброго, спустила в унитаз.
– Умение разбираться во всех видах искусства, – продолжал Ван Брук, – это то, что я предложил ввести в курс обучения здесь, как когда-то сделал в Локмастере, где тоже возглавлял среднюю школу. Выпускники, которые дурно играют на музыкальных инструментах или дурно рисуют, не могут внести достойный вклад в культурную атмосферу нашего городка – это моё глубокое убеждение. Суть настоящего образования заключается в том, чтобы привить понимание искусства, будь то музыка, архитектура или литература. – Он окинул взглядом амбар. – Я был бы не прочь привести сюда на экскурсию с девятого по одиннадцатый классы, каждый класс в отдельности, на следующей неделе, когда мы планируем экскурсии на природе.
Пока Квиллер, шокированный его бесцеремонностью, думал, что ему ответить, с шифоньера раздалось мурлыканье и шуршанье. Не успел он и глазом моргнуть, как Коко взлетел в воздух над самой головой директора и приземлился на коврик в десяти футах от них, после чего принялся громко и настойчиво мяукать.
– Пошли, ребята! – громко прокомментировал мяуканье Ларри Ланспик. – И чем быстрее, тем лучше! Кошкам Квилла пора спать.
Гости неохотно принялись собирать бумажные тарелки, салфетки, пустые бутылки и коробки, расставлять по местам стулья. Дурачась и задирая друг друга, они растворялись в темноте ночи.
Когда Фран на прощание запечатлела на щеке Квиллера артистический поцелуй, он её спросил:
– Вечеринка – твоя идея? Это ты звонила мне дважды и вешала трубку?
– Нам нужно было удостовериться, что ты дома. Вдруг ты намылился куда-нибудь с Полли. Кстати, а где сегодня Полли?
– В Локмастере, на свадьбе.
– Не может быть! А ты почему не с ней? Боялся поймать букет жениха?
– Ну-ну, полегче, девушка, – парировал он, – я ещё с тобой не расплатился по счетам. – Он проводил её взглядом. Она была хорошим дизайнером, вдвое моложе его, одна из тех девушек, которые всем нравятся с первого взгляда, отличалась невероятной прямотой и была обворожительна даже в лохмотьях во время репетиций. Деннис вышел вместе со Сьюзан – похоже, они замыслили какую-то шутку. Эддингтон Смит присоединился к чете Ланспик, которая обещала подвезти его домой.
Ван Брук довольно долго медлил и наконец заявил:
– Я распоряжусь, чтобы мой ассистент связался с вами и до говорился насчёт экскурсии для старшеклассников.
На этот раз он не застал Квиллера врасплох.
– Хорошо! – воскликнул он. – Но при одном условий. Я настаиваю, чтобы экскурсию провёл Деннис и рассказал о своём замысле и методах строительства. Я буду только рад, если вы проявите инициативу и присоединитесь к нему, – Он знал, что директор со строителем на репетициях не ладили.
Ван Брук ещё раз пошарил глазами по амбару и, учтиво распрощавшись, последовал за остальными, которые, громко смеясь и разговаривая, декламируя отрывки из пьесы и назначая друг другу свидания, гурьбой повалили к машинам. Зажглись фары, взвыли моторы, некоторые даже взревели, как реактивные двигатели, и машины тронулись – одни вперед, другие разворачиваясь задним ходом. Квиллер проводил взглядом мелькавшие во тьме задние огни, пока всё не исчезло за поворотом на шоссе.
Он закрыл дверь, потушил дворовые фонари и большую часть освещения внутри дома, после чего предложил сиамским приятелям на сон грядущий слегка перекусить.
– Вы сегодня были молодцы. Хорошо, что ты, Коко, отправил эту братию домой. Вы даже не представляете себе, который сейчас час.
Кошки обрадовались лакомому кусочку, словно их угощали обедом из пяти блюд. Наблюдая за ними, Квиллер перебирал в памяти недавнее нашествие гостей. Их репетиции, выступления, поклоны под аплодисменты, переживания, если роль уходила к другому, недовольство режиссером, раздражение, когда кто-то задержался с репликой или потерял реквизит, – обо всем этом он не мог слушать без зависти. Какое-то время он тоже был членом клуба, но Полли убедила его, что заучивание ролей и посещение репетиций будет отвлекать его от более серьёзной писательской работы. На самом же деле он подозревал, что отнюдь не юная библиотекарша, носившая шестнадцатый размер, попросту ревновала его к стройным и цветущим молодым артисткам клуба. Полли была интеллигентной женщиной, приятной собеседницей, разделяла его любовь к литературе, но не избежала одного типичного недостатка. Ревнива она была до чрезвычайности.
Тщательно облизав тарелку, коты приступили к вечернему туалету: вначале взялись намывать лапками коричневые мордочки и белые усы, а потом с таким же усердием наяривать розовыми языками по практически белоснежным грудкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11