Разъясняю порядок. Вопросы задаю только я. Отвечает тот, к кому я обращаюсь. Первый вопрос общий: до ареста отношения у вас были нормальные? Не было личных счетов, вражды? Кудряшов?Тот со смаком затянулся.– С моей стороны не было. А чужая душа – потемки.– Маслова?– Нет, не было.– Тогда начнем. По чьей инициативе Маслова была переведена из НИИ торговли в ресторан?– По моей.– Для чего?– Решили реорганизовать кондитерский цех, и я просил прислать способного специалиста.– А для чего понадобилась реорганизация?Кудряшов похвастался:– Модернизировали производство, поставили дело на современную ногу!– А на ваш взгляд, Ирина Сергеевна, для чего понадобилась реорганизация?– Сначала я действительно покупала оборудование, выдумывала новые рецепты. Мы стали выпускать фирменные пирожные, торты. Очень интересно было работать.С появлением Кудряшова ее как подменили: комок нервов. А тот слушает и кивает одобрительно.– Потом?– Потом цех начали расширять и расширять. От нас уже требовали одного – как можно больше продукции.– Ресторан поглощал лишь малую долю сладостей, верно, Кудряшов?– Излишки продавались через магазины.– Стало быть, модернизация привела к тому, что кондитерский цех вырос в небольшую фабрику?– Мы боролись за максимальное использование производственных площадей, гражданин следователь.– А точнее говоря, старая кормушка показалась мала.Знаменский немножко поцарапал в протоколе, сейчас будет для Масловой трудная минута.– Кто и когда привлек вас к хищениям?– Меня опутал и втянул Кудряшов!Тот даже отпрянул, сколько мог, и изумился. Очумела она, что ли?! Но быстро переварил отступничество Масловой, засмеялся.– Чему веселимся? – поинтересовался Знаменский.– Да как печатают в скобках: «смех в зале».– А кроме смеха?– Ну ее, пускай врет что хочет!– Негодяй!Перебранки на очных ставках неизбежны, иной раз и рукоприкладство случается, конвоира приходится звать: самому лезть в свару противно. Эти, конечно, драться не станут, пусть поругаются, Масловой оно духу придаст.– Ирина Сергеевна, как вы узнали, что в ресторане действует группа расхитителей?– Прошло месяца полтора, как я там работала… У меня в цеху свой закуток, ну, вы видели… Кудряшов туда принес «премию» – так он назвал. Как сейчас помню – три бумажки по двадцать пять рублей. Я на них купила первые в жизни лаковые туфли, а Коле нейлоновую рубашку. Потом еще много раз он приносил «премии».– Чем они отличались от обычных?– Обычные платил кассир, а тут сам Кудряшов.– Была отдельная ведомость?– Я расписывалась в какой-то бумажке.Красные пятна на щеках, на лбу, руки на коленях подрагивают. Как бы опять сердце не прихватило. Одиночным выкриком «негодяй!» не разрядишься. Надо бы ей пошибче что-нибудь заготовить для Кудряшова. Он, в сущности, роковая фигура в ее судьбе, и давно вынашивалась неприязнь… Маслова повторяла подробности, уже Знаменскому известные, и он прислушивался краем уха, чтобы вовремя вмешаться с соответствующим вопросом.– Однажды вызвал меня к себе. Это было после Восьмого марта. Вызвал и говорит: тебя авансом побаловали, пора включаться в дело. И объяснил что к чему.– Вы подтверждаете эти показания?– Да что мне было ей объяснять?! Сама соображала, не маленькая!– Много я тогда соображала…Кудряшов поджег новую сигарету и пустил дым женщине в лицо.– Не прикидывайся дурочкой, – он усмехнулся, призывая Знаменского в свидетели. – Сунул ей на пробу – взяла, аж глазки заблестели. Стал покрупнее давать – опять берет. А «премии»-то больше зарплаты. Тут, извините, и козе будет ясно!– Однако вы не ответили – состоялся или не состоялся между вами откровенный разговор в марте?– Возможно, я ей что-то и посоветовал. В порядке так сказать, обмена опытом, – небрежным тоном, как о пустяке.– Посоветовали – что?– Ну, намекнул… не упускать своих возможностей.Снова пауза, неслышно скользит авторучка по строкам протокола.– С какой целью вас вовлекали в хищения?– Я как завпроизводством цеха утверждала рецептуру: сколько чего должно пойти на разные изделия. Вся экономия зависела от меня.– То есть то, что накапливалось для хищения.– Да… Из этих продуктов делали «левый» товар. В основном пирожные «эклер» и «картошка». На них проще словчить. А сбытом ведал Кудряшов.– Зачем ты, Ирина, прибедняешься? – сморщил Кудряшов свой объемистый нос. – Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, гражданин следователь. Маслова – высококвалифицированный специалист, даю слово. По твоему сладкому делу вуз кончила. Мы ей полностью доверили цех. Зачем бы я стал администрировать? Волюнтаризм проявлять? Она хозяйничала на свой страх и риск.– Это неправда! Во-первых, он утверждал ассортимент, а в ассортименте этих самых «эклеров» и «картошек» было девяносто процентов! Я их уже видеть не могла!Очная ставка развивалась в намеченном русле, успевай фиксировать.– Чем вы объясните такое однообразие?Кудряшов хитровато прищурился:– А я лично сладкого не люблю. В рот не беру, даю слово! Солененькие грибки под водочку – это да! Может, потому за разнообразием не гнался.– Есть во-вторых, Ирина Сергеевна?– Да. Ежедневно я получала от него указания, что и в какие магазины завтра отправлять.Она с удовольствием нанесла удар, и Кудряшов забеспокоился: запахло конкретикой.– Что с тобой стряслось, Ирина? Зачем это тебе надо?– Отвечайте по существу.– Обращаю ваше внимание на то, что нет никаких документов, которые подтверждают ее слова.– Зато работники магазинов подтверждают, что именно вы приезжали договариваться о сбыте и вам они отдавали половину стоимости «левых» пирожных.– Это кто же именно под меня копает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14