Работая тот раз, я будто бы ничего и не придумывал. Рисунок возник сам собо
ю: старое дерево и старая женщина. В ту ночь я работал и гнал раздумья от се
бя прочь. Но невольно я все время задумывался над тем, как же сильно у прос
тых крестьянских людей чувство крови, чувство родного. Ведь ни разу не по
ступила, чтобы было удобно только ей. Я написал, и она стала ждать меня в ра
зоренной деревне, твердя: "Вот приедет сын, тогда и я двинусь". И ведь я дейст
вительно собирался приехать сразу после майских праздников. Но тут зака
нчивалась выставка, стало ясно, что много картин купят коллекционеры. Я п
онимал, что мать нездорова, у нее одно воспаление легких за другим, надо ех
ать, ехать. Но я уговаривал себя: привезу кучу денег, отрез ей на платье, туф
ли новые, приеду и скажу: "На тебе, мать, три тысячи рублей на корову". Я бы дал
ей на тысячу, на две тысячи больше, чем она прислала мне.
Когда под утро я заканчивал портрет, я боялся дописать губы. Мне казалось,
что, как только я положу последний мазок, мать откроет рот и скажет: "Что же
ты так поздно, сынок? Я ведь здесь почти голодом изошла". Я знал, что так, нав
ерное, все и было, потому, как зачумленного, сторонились меня родичи и знак
омые на центральной усадьбе. Когда я хотел устроить поминки, все отнесли
сь к этому так, что я понял: никто не придет. Только одна самая дряхлая в сел
е старуха сказала мне прямо: "Ты поминок не делай, парень. Мы твою матушку у
же помянули. А вот будет девять дней, у меня в хате станем их править, и если
ты не уедешь, дождешься Ц приходи. Только смотри, народ у нас серьезный". О
т этого с е р ь е з н о г о народа я и сбежал. Ведь на глазах у всех, все знали, ма
ть получала от меня письма, наверное, еще, простая душа, хвасталась: "Сын-ст
удент из Москвы пишет, чтобы пока не переезжала, ждала его". Наверное, еще п
одчеркивала: "Пишет, чтобы не трогалась, сам меня будет перевозить, заботл
ивый. Знает, что мать здесь одна. Не хочет посторонних утруждать". На глаза
х у всех и корову мать в марте продавала. Стельную корову. Наверное, все су
секи уже повымела, запасы съела, думала, того и гляди отелится Буренка, и п
одкормлюсь, отопьюсь парным молочком. Все небось отговаривали: "Да подож
ди, старая. Кто же весною стельную корову продает?" Но сынок прислал телегр
амму, из студенческого скромного достатка за эту телеграмму немалые ден
ьги заплатил, значит, нужда у него крайняя. А сын, крестьянская косточка, о
н все про крестьянское житье знает, знает, что в деревне корова Ц кормили
ца, понимает все ее ученый сын, значит, положение у него пиковое. А сын, зная
материнскую безотказность для единого чада, был категоричен. Понимал ма
менькину психологию. "Срочно продай корову, вышли две тысячи. Юрий". У сына
не одна, две незадачи сразу. Доигрался: хотел Марии денег дать, от собствен
ного ребенка хотел откупиться. И первая выставка Ц тоже образовался неп
редвиденный расход. Все-таки, скорее, выставка. С Марией уже была ясность.

С выставкой к тому времени все почти сладилось. Дали зал, комиссии посмот
рели и одобрили мои картины. Даже отметили, что персональная выставка ст
удента в тот момент, когда за рубежом студенты бунтуют, даже будет иметь п
олитический резонанс. Валяй, студент, шуруй! Но все срывалось, хотя все был
о разрешено. Стрелочник, как всегда, был виноват. И зал дали, и картины одоб
рили, но вдруг запил институтский столяр-багетчик и был отправлен на леч
ение в больницу. Не было на картиных рам. Все тянули, крутили, думали, что об
разуется, в ректорате искали разные выходы, но когда до открытия осталос
ь пятнадцать дней и уже стало ясно, что по перечислению ни один багетный ц
ех в Москве обрамить семьдесят картин не возьмется, начали вдруг поговар
ивать, что можно бы взамен индивидуальной сделать отчетную выставку дип
ломных работ за последнее пятилетие, благо все они в рамах и хранятся в ин
ституте. Тут-то и нашел я некоего дядю Васю, который обещал за две тысячи в
неделю все качественно сделать, "как у академика".
Ребята с курса, для которых моя выставка как нож в сердце Ц все-таки вмес
те учились, и я ничем особенным, кроме настырности, не отличался, а на курс
е были и таланты и гении, Ц ребята с курса уже ходили бодренькие. Каждый с
читал, что он по крайней мере сделал свою Олимпию, которая, как когда-то в С
алоне, сразу вознесет его к известности. А главное, они радовались, что гам
узом, все вместе оттеснят настырного втирушку и конъюнктурщика. Они зама
хнулись на меня! Но я уже созрел. Никто не ожидал, что из скромного деревен
ского парнишечки вырос боец.
У меня не оставалось выхода, и я дал телеграмму. А что мне было делать? Кем б
ы без этой выставки я был сейчас? Фортуну только единожды можно оседлать.
Тогда-то, обвязав за рога нашу Буренку веревкой, мать и повела продавать е
е в райцентр. Моя выставка и мой шедевр стали мне дорого.
Плата уже уплачена, ее не вернуть. О ней можно лишь говорить и сожалеть. Пр
оизносить разные слова. Все обертывать словами. Слова в конечном счете п
окрывают все поступки. Надо только уметь называть вещи своими именами. И
уже нет копииста Ц есть изучение натуры. Нет брошенной матери Ц есть до
лг художника. Смерть Марии Ц выход из душевного тупика. А обвинение доче
ри Ц инцидент.
Ц Ты говоришь, папа, об инциденте, Ц теперь уже Маша отвечает мне, давая п
онять, что прекрасно поняла мою мысль, Ц но я колочусь о другом. И дело не в
твоем методе работы. Ты говоришь, что должен изучать натуру всеми доступ
ными способами. Но зачем эти способы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45