В течение полутора-дв
ух часов я занимался с ребятами, смотрел, что они сделали накануне, поправ
лял рисунок, прописывал важнейшие детали. С одиннадцати до трех занималс
я музейными делами, проводил совещания, ездил в министерство, на закупоч
ную комиссию или на выставку, а к четырем отправлялся к Сусанне.
За последнее время Сусанне стало значительно лучше. Я торопился взять ее
домой, но бородатое светило, усадив нас с Сусанной у себя в кабинете, долг
о внушало, что необходимо остаться еще месяца на два в больнице. Лечение н
адо закрепить. Стабилизировать психику. Иначе Сусанна не застрахована о
т рецидива.
Сусанна рвалась домой. У нее были разнообразные планы и идеи по упрощени
ю быта и по новой жизни Ц нашей жизни ради друг друга. Но мы согласились с
точкой зрения врача, и Сусанна осталась в больнице.
Она похудела, движения стали медлительными, и в выражении лица проступил
а прежняя женская мягкость.
В больничном садике тоже были перемены. Возле стволов деревьев появилис
ь протаявшие лунки, тропинки стали уже от нераскиданных сугробов, перези
мовавшие птицы жались к кормушкам. По этим тропинкам бродили разные боль
ничные люди, часто нелепо укутанные, что, очевидно, придавало нелепость и
х жестам, и, глядя на них, я думал, какое счастье, что у Сусанны все так хорош
о обошлось.
Я рассказывал Сусанне о том, как у меня продвигалось дело, о новостях в муз
ее, о всем, что случилось. И при этом отметил про себя, с каким вниманием при
слушивался к ее советам. Она была здорова Ц и я поступал так, как считал н
ужным сам. Она заболела Ц и, как ни странно, я стал находить больше полезн
ого в ее словах. Это, видимо, произошло потому, что раньше она приходила к к
аким-то идеям в принципе теми же логическими ходами, что и я, а теперь в ней
ярче заговорило женское, сохраняющее семью и покой близких начало, загов
орили женская осторожность и опытность. И несколько такой Ц спокойной и
одновременно беспомощной Ц была она для меня родней и ближе!
У нее была куча планов на дальнейшую жизнь. И главный из них, стратегическ
ий Ц это я и моя работа. Мы кончили наш бой за выяснение, кто из нас более из
вестен и добычлив. Все свое будущее Сусанна представляла как создание ус
ловий для моей работы. Я этому только радовался. Пусть будет хороший и по-
настоящему уютный и интеллигентный дом. Моим картинам уже не нужен толка
ч и рекламный агент, у меня есть имя и будут "Реалисты".
Ц А зачем тебе, Юра, музей? Ц говорила Сусанна. Ц Тебе надо с ним расстат
ься. В жизни, наверное, надо выбирать что-то одно. Я понимаю: лишние поездки
за рубеж и как директор ты вхож в разные сферы. Но так ли теперь это нужно?

Я сам понимал, что эта артезианская скважина уже иссякла, водоносные сло
и для промышленного освоения истощились, а любительством, мелкой рыночн
ой торговлей и добычей я никогда в жизни не занимался. Но бросить это могу
чее в самоутверждении подспорье было боязно. У меня нет, знал я, бесспорно
го дара. В лучшем случае, мои шансы колеблются: пятьдесят на пятьдесят. А в
этом случае на чашу весов на всех выставкомах, закупочных комиссиях, при
распределении больших заказов давил мой официальный статус, боязнь мое
го имени, моей вхожести в разные высокие круги.
Почему так коротка жизнь? Только ты вытренируешь себя к ней Ц надо уходи
ть. Почему так от многого надо отказываться? Может быть, музей мне и действ
ительно уже не нужен, но как добивался я его пять лет назад!
Иван только сочувственно обмолвился, что старик, бывший директор музея,
ложится на операцию.
Ц Рак?
Иван, голубиная душа, печально наклонил голову.
А я уже мгновенно составил план. Больше пяти лет после этой операции никт
о не живет. И уже на следующий день я отправился в большой вояж по погранич
ным заставам. В прессе появилась об этом заметка. Потом я в порядке шефств
а оформил как монументалист профессионально-техническое училище в кру
пном городе на востоке страны. Об этом поместила информацию центральная
молодежная газета. Я вносил деньги в какие-то фонды. Подарил картину Куст
одиева одной волжской галерее. Ездил на льдину рисовать полярников. Я ск
олачивал свою общественную физиономию. А одновременно в обществе, не без
моей, конечно, подсказки, вызревала идея, что кроме Семираева занять мест
о директора музея некому.
Уже пошли зондажи через третьих лиц, намеки большого начальства, но Семи
раев гордо отвечал: "Живописец должен заниматься живописью". Как мне, еще т
олько набиравшему скорость, был нужен в это время этот музей! Он должен бы
л кинуть глянец на возникающую легенду моей судьбы. Надо все прибирать к
рукам. Ни от чего не отказываться. В конце концов, Пушкин, Некрасов, Твардо
вский были главными редакторами, Гете Ц министром, Томас Моор Ц канцле
ром, Бородин Ц профессором. Конечно, они все были прежде всего Пушкиным и
Гете. Но! Чем больше идентичных точек на копии и оригинале, тем выше общее
сходство. Еще через сто лет в деталях не разберутся и вовсе. Надо брать, бр
ать, брать!
И наконец Иван, вызвав к себе, говорит:
Ц Мы посоветовались, мы на тебя, Юрий Алексеевич, надеемся. Тебе надо нав
одить порядок в музее.
Я клоню взгляд долу и в тон своему другу отвечаю:
Ц Если надо, Ц я тяжело, горько, искренне вздыхаю, Ц значит, надо.
Мы гуляем с Сусанной по садику до шести, а в шесть я уезжаю, потому что надо
начинать работать дома.
В жизни у меня еще не было работы более приятной. Я попал в свою стихию. Раз
ыскиваю по энциклопедиям и старым книгам портреты, выискиваю данные об а
ртистах, писателях, художниках Ц героях моих "Реалистов", стараюсь найти,
какого они роста, во что одевались, их привычки, а потом, сначала на неболь
шом листочке, собираю все это в одной фигуре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45