Века жизни по законам не только русской, но еще и западной цивилизации на
учили нас, русских, переводить чудесное в более понятный материальный пл
ан. Но кто сказал, что в жизни диалоги, как на сцене, протекают по законам ло
гики? Здесь логика другая, не параллельных переживаний.
Ц Когда я оказалась в общежитии переселенцев, я варила картошку при пом
ощи электронагревателя в кофейнике, привезенном из Москвы. Какие склоки
гуляли в этом общежитии между бывшими соотечественниками! Сколько доно
сов, как внимательно наблюдали, чтобы все жили на месте и на месте тратили
получаемые, как беженцы и эмигранты, пособия. А потом уже тут появился Сул
ейман Абдуллаевич.
Шофер вернулся в неслышно рычащий лимузин. Уголёк его сигареты и мерцань
е приборов виделись через переднее стекло. Серафима развернула свой агр
егат и протянула мне плед, стянутый с колен. Не сворачивая мягкую невесом
ую вёщь, я положил ее на капот.
Ц Сколько уж он отдал, чтобы вылезти из «хлопкового дела», я не представл
яю.Ц Это Серафима сказала уже на пороге, когда управляемые электроникой
колеса преодолевали последние препятствия при входе. Ц Знаешь, чекалк
а, золота партии на Западе в банках так и не нашли. Это свидетельствует, чт
о партия была легкомысленна и не думала о вариантах будущего. Но почему н
е искали деньги отдельных коммунистов? Эти талантливые люди были не пром
ах. Сулейман Абдуллаевич приехал в Германию, он уже почти не двигался: сан
атории, врачи, операции, госпитали, но моя жизнь стала совсем другой. Вот т
ут-то, ухаживая за ним, организовывая и развивая собственноё дело, я себя
и запустила.
На смененной скатерти уже стояла новая порция жареного мяса, свежий сала
т, закуска и хлеб. Таких длинных, пронзительных и объемных ночей в жизни бы
вает не очень много, они врезаются в память. Я разлил водку, немножко опаса
ясь за самочувствие Серафимы, все же очень старой женщины. Но, казалось, он
а стала еще активнее и энергичнее.
Ц Интересно, чекалка?
Ц Интересно. Человеческая жизнь, в отличие от литературного сюжета, все
гда интересна, потому что неповторима.
Ц Ты представляешь меня во главе концерна, занимающегося шоу-бизнесом
для русских, устраивающихся в Германии, ведущего их наследственные дела
, хоронящего их, составляющего брачные контракты и перепродающего недви
жимость?
Ц Всё это немножко сказочно. А театр? А кино?
Ц А это и есть театр, где я сама выбираю себе роли и партнёров, играю и режи
ссирую. В моём штате не хватает лишь одного человека: доверенного помощн
ика и наследника. Ты меня понял?
Какая же здесь последовала пауза! Но мне кажется, она уже знала моё решени
е. Молча я выпил, молча, до дна выпила свою рюмку Серафима. Она продолжала м
еня искушать:
Ц Забирай жену, забирай книги, я вас здесь устрою много лучше, чем вы сейч
ас устроены в Москве. Не получится с моим бизнесом, будешь писать свои ром
аны, преподавать в университете, ездить по Германии. Мне плохо здесь одно
й. Ничего от тебя не требую, ты просто как чемодан с моими воспоминаниями.
Я хочу, чтобы этот чемодан стоял у меня под кроватью.
По моему лицу она всё поняла. Серафима умная женщина и, как сама призналас
ь, прочла все мои книги. Ничего я, сидя в любом другом, самом распрекрасном
месте, не напишу. Мой репортаж Ц это всегда из кухни, от очага. Ох, как занят
но выглядело это предложение! Но жизнь никогда не начинают сызнова. Прош
лое для некоторых людей имеет большую ценность, чем жизнь. Я принадлежу к
их числу. Я люблю свою обветшалую квартиру, рассказы Саломеи о её выступл
ениях в Осло, Будапеште и Метрополитен-опера, каждый из них я слышал раз п
о двадцать; я люблю ее жалобы на свое самочувствие, которое и не может быть
иным, как очень плохим; я люблю свою собаку Розу, которая, как только я уеха
л, по преимуществу лежит на коврике у порога Ц ждет; я люблю свою проворов
авшуюся Москву, с её сумасшедшей Думой, с милиционерами-оборотнями и мин
истрами-оборотнями, я еще не всё знаю о Пастернаке Ц вот был фрукт, и о Лом
оносове Ц тоже, как и любой гений, со всячинкой. Я хочу в Москву, я хочу зако
нчить роман, который пишу и хочу быть обруганным за него моими недругами
и завистниками, которых я тоже люблю. Прощай, философия, прощай Серафима, п
рощай, Германия!
Ц Нет.
Мы прощались на том же месте, где совсем недавно смотрели на облака. Какие
-то подробности я не узнал, но ни жизнь, ни роман не требуют полного досье. Д
осье на каждого хранится в двух экземплярах: одно у Бога с Его вечной и неи
ссякаемой милостью, а другое Ц в очень важном ведомстве нашего президен
та-германиста, которым сейчас руководит господин Патрушев. Боюсь, отдёл
ьные страницы в них не совпадают.
Я почти поднял Серафиму о кресла, когда обнимал. Плечо было хрупким и лёгк
им. Запаха водочки я от неё не почувствовал, потому что сам был не тверёз, н
о духи у нее были терпкие и, видимо, дорогие. Это был новый для меня запах. Пр
ощай, Серафима. Может быть, навсегда. Но жизнь совершает такие зигзаги, луч
ше не говорить «никогда».
Огромный лимузин, прижимаясь к булыжной мостовой, пересёк площадь и мягк
о, как зверь, исчез за ратушей. В «Короне» кельнер уже закрывал дверь. Мне н
адо было спуститься с холма, со скалы, пересечь старый ботанический сад, с
воим ключом открыть пряничный домик гостиницы и лечь спать. Я уже прикин
ул, что еще позвоню во Франкфурт. Предстарость Ц чудное время: отказать в
один день сразу двум женщинам!


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86