– Можно поинтересоваться, как продвигается твое расследование? Или твоя давешняя вспышка гнева красноречивее всяких слов? – Он протянул ей одну из бутылок.
Лаура жадно глотнула.
– До сих пор никакого продвижения вперед. Куда бы я ни совалась, люди тотчас закрывают рот на замок. – Она рассказала о своей неудачной встрече с Биллом Смоленом.
– Страх – мощнейшее оружие, малыш. А жадность еще сильнее. Малкольм прекрасно это знает. – Затем, понимая, что девушка заехала к нему за моральной поддержкой, отчим добавил: – Все будет хорошо. Просто нужно время, чтобы ваши с оперативным комитетом идеи заработали.
– Ты прав. – Сразу почувствовав себя легче, она принюхалась: – Неужели пастуший пирог Ленокса, а?
– Именно. Он готовит особый обед в честь возвращения Теда. Ты ведь присоединишься? Конечно, вы встретились не совсем так, как хотелось бы, но мне кажется, что после доброго обеда и бокала отличного вина все встанет на свои места.
Она улыбнулась:
– Уж не собираешься ли ты меня, случаем, сосватать, а? Если так, то должна напомнить, что предложение мне уже сделано, причем человеком, с которым ты же меня и познакомил.
Джей Би вздохнул:
– Ошибка, которую я пытаюсь исправить с того самого момента.
Так оно и было. Едва только они со Стюартом начали встречаться, как он высказал свое отношение к прокурору.
– В парне нет жизни, – сказал он ей однажды. – Стюарт честолюбив, привлекателен и богат. И более ничего. Через год ты с тоски помрешь.
Тем не менее, когда пару месяцев назад она объявила, что приняла предложение Стюарта, Джей Би отбросил все свои возражения, тепло обнял ее и пообещал закатить «самую, черт побери, грандиозную свадьбу, какую только видел Техас». Но она знала, что на самом деле его чувства остались неизменными. И временами это проявлялось.
– Так, что скажешь, малыш? – спросил он, обхватив ее огромной рукой за плечи. – Остаешься?
– Не могу. – Лаура выплеснула остатки перье, прежде чем отнести бутылку в гараж. – Сегодня мама устраивает небольшой праздничный ужин, и Стюарт заедет за мной через несколько минут.
– Стюарт собирается к твоей матери? Какую часть души тебе пришлось заложить для этого?
– Никакую. – Она посчитала себя обязанной защитить честь своего жениха. – Он едет к ней по собственной воле.
– Молодец. Но пометь в своем календаре следующую пятницу, ладно? Вечером у меня будет большое барбекю в честь Теда. Стюарта тоже приглашаю, но, если он не сможет, ты приезжай в любом случае, слышишь?
Она рассмеялась:
– Хорошо.
Он распахнул дверцу машины.
– Желаю приятно провести время. Да, малыш, и передавай привет матери.
Глава 8
Одетый в серые спортивные брюки и короткую черную майку, Тед навалился грудью на изгородь выпаса и навел свой «Никон» на пасущихся лонгхорнов.
Уж сколько лет он не фотографировал ни одной мирной сцены, подобной этой. Даже странным казалось, что можно спокойно выбрать экспозицию, осмотреться, навести на фокус. Весьма непривычно, но приятно, черт возьми!
Он проснулся рано утром и отнюдь не потому, что сказывалась разница часовых поясов Англии и Америки, а потому лишь, что никак не мог избавиться от мыслей об отце. Был ли у него шанс предотвратить вчерашнее фиаско? Он долго обдумывал этот вопрос и так и этак…
Каждый раз повторялось одно и то же – «да». Если бы он не проглотил наживку, столь умело заброшенную отцом, все могло обернуться иначе. Чертов темперамент всю жизнь доставлял ему одни неприятности, и вряд ли кто-либо мог заставить его взорваться лучше, чем Чарльз.
Перед самым восходом он принял легкий душ, схватил камеру, без которой чувствовал себя голым, и вышел на свежий воздух прогуляться и успокоиться.
Он любил сельскую природу в утреннее время. Ему нравился запах влажной земли, жемчужные капли росы на траве, медленно поднимающееся из-за горизонта солнце, которое окрашивает все вокруг в бледно-золотистые тона.
– Эй, парень, – крикнул он, наведя объектив на лонгхорна, что стоял в отдалении. – Смотри сюда, слышишь? Вот так. Спокойно, спокойно. Прямо в камеру. Есть! Хороший мальчик!
Говорил он больше сам себе, чем объекту съемки, по привычке, выработанной еще с того времени, когда он работал фотографом-портретистом в универсальном магазине.
Двигаясь вдоль изгороди, он сделал еще десяток снимков, отсалютовал бесстрастному лонгхорну двумя пальцами и продолжил прогулку по узкой каменистой дороге.
Он глубоко вдыхал чудесный утренний воздух, как вдруг увидел ее.
Она стояла на террасе, потягивая кофе и глядя на тех же самых лонгхорнов, что он фотографировал минуту назад. Холодная искушенность, исходившая от нее вчера, исчезла. Она была одета в коротенькие джинсовые шорты и розовую майку, обтягивавшую ее высокую грудь. Чудесные рыжие волосы были собраны в пучок на затылке.
В ней было что-то интригующее – совсем не то, что вчера. Задумчиво всматриваясь вдаль, она выглядела печальной, чуть ли не встревоженной.
Тед затаил дыхание. В дымке раннего утра ее образ казался почти нереальным, грозящим исчезнуть в мгновение ока.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, он поднял камеру, слегка тронул телеобъектив, чтобы навести на резкость, и нажал спуск. Затем, как всегда, когда встречал захватывающий объект, он забыл, где он и кто он, полностью уйдя в съемку.
Он быстро сфотографировал ее снова, в тот самый момент, когда она отбрасывала прядь со лба, и еще раз, когда она следила взглядом за полетом канюка высоко в небе. Он все слышал и снимал, пока не кончилась пленка, и так остался стоять, уперевшись ногой в корни большого старого дуба, не в силах оторвать глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96