Короче, Виталя огреб карму по совокупности…
Здесь же на пляже они и распрощались. Поначалу Виталик порывался проводить ее хотя бы до шоссе, однако Катерина была настроена решительно, категорически заявив, что прекрасно доберется сама. Спорить с ней в такие минуты было бесполезно, горе-кавалер прекрасно об этом знал, а потому быстро сдался и махнул рукой. Целоваться и оглядываться они не стали.
Две набитые под завязку маршрутки просвистели мимо. Катерина уже намеревалась направиться на станцию, однако в этот момент неожиданно подал голос мобильник. Мелодия из «Крестного отца» недвусмысленно давала понять, что на вербальный контакт напрашивается непосредственный начальник.
– Слушаю, Виктор Васильевич.
– Привет, Катюша. Извини, что беспокою в столь дивный день и час.
– Да бросьте вы. Что-то случилось?
– Есть такое дело. Ты сейчас где обретаешься?
– В Солнечном.
– Ох, далехонько, – крякнул Смолов. – До нашей гавани за сколько добраться сможешь?
– Если на частнике, то минут за сорок. Но вы так и не сказали, что стряслось?
– Вах! Такие вещи спрашиваешь… Даже неудобно отвечать, – ответствовал Смолов голосом Фрунзика Мкртчяна. – Тревога тревожная у нас. Волк украл зайчат. Короче, похищение с целью выкупа. Подробности при встрече.
– Поняла. Еду.
– Ах да, забыл поинтересоваться… Я тебя не шибко напрягаю? Если у тебя запланированы не терпящие отлагательств дела, попробую управиться сам.
– Я приеду.
– Тогда все. До встречи. Целую. Пух…
Катерина отключила трубу, вышла к шоссе и через пару минут тормознула дедка на выцветшей, а потому весьма приблизительного цвета «копейке».
– Скажите, а это колесо доедет до Суворовского?
– До «Озерков» доедет точно. А там поглядим, – игриво ответствовал еще крепкий дедок, не без удовольствия разглядывая ее голые коленки.
– Хорошо, давайте начнем с «Озерков», – рассмеялась Катя.
«А ведь братья Стругацкие были правы, – подумала она, забираясь на переднее сиденье развалюхи. – Оказывается, бывают в жизни моменты, когда и правда очень хочется, чтобы понедельник начинался в субботу…»
Козырев, хотя и проснулся неприлично поздно, около одиннадцати, но расставаться с диваном не спешил. Не было никакого смысла наверстывать бездарно продреманные часы: сегодня он заступал на смену с трех, так что времени на активную внеслужебную деятельность все равно толком не оставалось. Печально, конечно, – судя по картинке за окном, денек обещал быть на редкость приятственным. Впрочем, питерская погода вступает в извечный антагонизм по отношению к графику работы сменных экипажей. «Такова она наша шпионская жизнь, – невесело подумалось Паше. – Вечно у нас исключительно где-то далеко идут грибные дожди».
Прямо в постели он выкурил первую за день сигарету, затем какое-то время листал подобранную с пола книгу, настоятельно присоветованную соседкой. Посвященная провокатору и перевертышу Азефу, книга действительно оказалась не лишена занимательности, хотя приноровиться к нормальному восприятию текста получилось далеко не сразу: поначалу Паша постоянно спотыкался на всех дореволюционных ятях. Но потом ничего, освоился.
«…Повторяя известные уже разоблачения о провокационной и террористической деятельности Азефа, Вл. Бурцев пытался доказать, что Азеф никогда в сущности не был ни революционером, ни агентом департамента полиции; он провоцировал революционеров, сам лично участвовал в террористических убийствах, затем доносил об этом полиции, но делал все это не как революционер и не как агент департамента полиции, а как хладнокровный уголовный преступник, действовавший из личной выгоды».
Козырев дважды перечитал этот кусок и понял, что голова, по причине явного пересыпа, категорически не желает включаться.
Он отложил книгу и мысленно отмерил себе еще десять минут ничегонеделания, после которых все же следовало начинать выходить из горизонтального положения. Но не прошло и минуты, как в коммунальном коридоре послышались громкие торопливые шаги, нараставшие по мере приближения к козыревской каморке, которая располагалась в самом тупике их воронье-лиговской слободки.
В дверь постучали. Но исключительно для проформы, ибо уже в следующую секунду она распахнулась («Ну вот, опять забыл на ночь запереться», – вспомнил Паша) и на пороге появилась всклоченная Людмила Васильевна Михалева – единственно приятный во всех отношениях человек из числа полутора десятка прочих козыревских соседей. Будучи директором Музея политического сыска, она «по совместительству» выступала поставщиком редких книг, исторических сенсаций, вкусно-здоровой пищи, а также обстоятельных нравоучений ко двору «их благородия грузчика Козырева».
– Пашка, черт эдакий, ты что, дрыхнешь до сих пор?! Включай скорее телевизор. Там такое!.. – с ходу выпалила соседка.
Продолжавший лежать под одеялом Козырев замялся. Людмила Васильевна недоуменно посмотрела в его сторону, но тут же поняла, в чем дело, и рассмеялась:
– Пашка, кончай смущаться. Хорошего же ты обо мне мнения, коли считаешь, что за всю свою жизнь я ни разу не видела мужика в трусах.
– А если я сплю без?… – провокационно поинтересовался Козырев.
– Ой, да видала я и без трусов, и в оных… Равно как в кальсонах, в плавках, в семейных парашютах и в набедренных повязках. Ну все, хватит изгаляться над почтенной женщиной! Включай, а то у меня РТР отвратительно показывает.
Делать нечего – Козырев выбрался из-под одеяла, доскакал до «лентяйки» и принялся щелкать каналами.
«…как нам рассказали в пресс-службе музея, пропажу заметили во время плановой проверки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31