И пара суток, проведенных на природе, равноценна неделе отдыха в большом городе.Глеб двинулся напрямую через лес, стремясь как можно скорее оказаться у реки. Он раздвигал руками заросли орешника и малины, пригибался под большими нависшими над головой ветками. Лесок кончился внезапно, и Сиверов оказался на небольшом обрывчике, выходившем к реке. Внизу желтел мелкий песок подмытого в излучине реки берега.Генерал сидел в лодке к Глебу спиной, нахохлившись, такой же неподвижный, как и поплавки на спокойной в заводи воде. Сиверову казалось неуместным нарушить этот покой, он просто не имел права грубо в него вторгаться, прерывать чужие мысли, не зная, о чем человек думает. Сиверов опустился на корточки, достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Язычок пламени отклонился к реке, повинуясь легкому дуновению ветра. Глеб с удовольствием глубоко затянулся. Сигаретный дым стек с обрыва и поплыл над водой.Сиверов докурил сигарету до середины, когда первое легкое облачко дыма достигло лодки. Почуяв дым, Амвросий Отарович недовольно обернулся. Он уже битых три часа искал причину, почему нет клева, И вот теперь появлялось приемлемое для рыбацкого самолюбия объяснение: рыба не ловится потому, что здесь ходят чужие.Но при виде Глеба Сиверова, который спокойно сидел на корточках на верху невысокого обрыва, будто бы устроившись тут с самого утра, Лоркипанидзе расхохотался:– Ax, вот кто припожаловал! – и принялся без всякого сожаления сматывать удочки.А потом, стараясь не показывать, что это удается ему с трудом, вытащил самодельный якорь из воды, забросил его в лодку и взялся за весла.– Встречай!– Счастливый вы…– Кто тебе не дает такого счастья?Когда лодка ткнулась носом в берег, Глеб подхватил ее за веревку и наполовину вытащил из воды. Генерал обнял Сиверова, затем, засуетившись, стыдливо прикрыл пустое ведро для рыбы куском брезента.– А где Ирина? Где Анечка? Наверное, ждут в доме?Что же ты не привел их сюда, к реке?Глеб неопределенно пожал плечами.– Один я приехал, Амвросий Отарович.– Что ж так? Поссорились? – насторожился генерал. – Или у тебя дело какое-нибудь секретное?– Вы не поверите, – ответил Сиверов, помогая генералу привязать лодку к склонившемуся над водой дереву, – но дел у меня сейчас никаких. Абсолютно! Свободен, как птица в полете.– Свободен, как птица? – иронично улыбнулся генерал. – Ей, чтобы лететь, крыльями махать надо.– А я парю в полете, – ответил шуткой на шутку Глеб.– Смотри мне! Ас Ириной вы что же, поругались?– Нет. Именно для того, чтобы не поругаться, я и уехал.– Тоже резонно, – проговорил генерал, игнорируя поданную Глебом руку и сам взобрался на осыпающийся песчаный откос. – Только такой отдых, как у тебя, до добра не доведет. Отдыхать с семьей надо. Что ж, пошли в дом. Если дел у тебя никаких, то поможешь мне дрова пилить.– В самом деле? – изумился Глеб.– А что ж ты думал? Человеку всегда работать надо, когда головой, а когда и руками. Да ладно, шучу, – рассмеялся Лоркипанидзе, – дрова-то мне как раз и не привезли. Мерзну. Но ничего, приезжай через неделю.Целая машина прибудет, мы ее с тобой за пару дней перепилим, поколем, сложим и высушим.– Дома у вас уборка, – не хотелось бы мешать. Может, прогуляемся?– Э, нет, гостя всегда в дом надо вести.– Мешать будем, – запротестовал Сиверов.– Мой дом – это все, что находится за забором, – усмехнулся Лоркипанидзе. – Посидим с тобой во дворе, костер разложим. Небось, ты, Глеб, забыл, как дрова выглядят?– Вы же говорили, дров нет.– Для печки и для камина нет, а для шашлыков у меня отложены.Вскоре они уже сидели под большим навесом, где был сооружен каменный очаг с расположенной над ним жестяной вытяжкой дымохода. Тут же, в углу, аккуратным штабелем лежали сухие дрова – совсем немного.Генерал забросил их на решетку очага.– Видишь, Глеб, последних дров на тебя не жалею.С другом всегда нужно при огне сидеть.– Даже в жару?– Не передергивай, дурная привычка.Генерал поджег сложенную газету. Языки пламени лизнули дрова, потянулись к дымоходу. Сиверову показалось, что генерал с садистским удовольствием следит за тем, как огонь пожирает газету, переполненную плохими новостями. Его удивляло, что Амвросий Отарович почти никогда не говорит с ним о современной политике, о нравах, воцарившихся в сегодняшнем мире. Хотя поводов для ворчания у генерала Лоркипанидзе было не меньше, чем у любого другого старика.– Вам нравится сегодняшняя жизнь? – задал провокационный вопрос Глеб.Генерал досмотрел, как огонь уничтожил газету, и только после перевел взгляд на Глеба.– Чья – твоя или моя?– Вообще наша, страны.– Вообще жизни не бывает, – Лоркипанидзе сел за стол напротив гостя и положил перед собой морщинистые руки. Под желтоватой пергаментной кожей проступали вздутые вены. – Вообще жизни не бывает, – наставительно повторил генерал, – и если кому-то стало плохо, значит, кому-то сделалось хорошо. Понимаешь, Глеб, – он сузил глаза, – у каждого человека несколько жизней…Сиверову на какое-то мгновение показалось, что генерал сам не понимает, о чем говорит. И он решил уточнить:– Несколько? Вы обратились в буддизм?– Сейчас объясню, только спешить не надо.Амвросий Отарович взял в руки перочинный нож и провел им неглубокую бороздку на серых досках стола, за которым наверняка никто давно не сидел. Потом отложил нож и, словно в забытьи, стал смотреть в очаг.Вскоре огонь разгорелся вовсю, генерал Лоркипанидзе протянул к нему руки, желая их согреть. Глебу не было прохладно, но он не ощущал тепла, исходившего от пламени. Глеба согревал один вид огня.– Жалеть, Глеб, ни о чем нельзя, – наконец нарушил молчание Амвросий Отарович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16