Когда вернулся в гостиную, то застал Сереброва со стаканом виски в руке. Ботинки, отделившись от хозяина, стояли возле дивана.
– Ты договорился? – делая глоток, спросил Серебров. – Может, выпьешь немного?
– Я с утра не пью. Понимаешь, если с утра выпью, у меня желудок начинает работать плохо, кислоту вырабатывает в неограниченных количествах, и кислотность ничем невозможно снять. Я бы тебе, Сергей, не советовал пить с утра виски.
– Во-первых, Герман, для кого еще утро, а для меня – день, во-вторых, меня от спиртного не пучит.
Я делаю лишь то, что мне нравится, и плевать, полезно это или вредно, хорошо или плохо, нравственно или безобразно. Ты договорился? – повторно прозвучал вопрос.
– Да, конечно, – Герман опять уперся ладонями в невидимое стекло.
– Как она восприняла известие?
Герман скроил страдальческое выражение на круглом лице, всплеснул руками:
– Как тебе, Сергей, не стыдно? Как тебя совесть не мучит? Я бы за такой женщиной на край земли в товарном вагоне поехал!
– Ты договоришься, Герман, – закидывая ногу за ногу, промолвил Сергей, – что действительно отправишься в товарном вагоне на дикий север, туда, где куропатки в снегу купаются, только на окнах вагона будут решетки, а в коридоре твой покой будут оберегать конвоиры.
– Упаси, Боже! – лицо Германа Богатырева сделалось страдальческим, и показалось, слезы вот-вот брызнут из его чересчур выпуклых глаз. Но слезы не брызнули, выражение лица мгновенно изменилось.
На губах, пухлых и влажных, появилась сладкая улыбка. – Какая женщина! От одного ее голоса можно…
– Что?
– Можно кончить, – грубовато и простодушно сказал Герман.
– Вот и занимайся с ней сексом по телефону. Номер у тебя есть. Думаю, тебе, как моему ближайшему другу, она не откажет.
– Да уж, тяжелую миссию ты возложил на мои хрупкие плечи, очень тяжелую.
– Надеюсь, ты не согнешься? – отшутился Сергей Серебров, делая еще один маленький глоток виски и закуривая сигарету, извлеченную из узкого серебряного портсигара. Затем он защелкнул портсигар и опять взглянул на часы. – Мне кажется, ты слишком увлекся, дорогой друг, и тебе пора собираться.
По скончавшемуся от старости будильнику ты тоскуешь больше, чем я по любимой женщине.
– Да-да, я сейчас, через десять минут буду в форме.
И действительно, через десять минут Богатырев возник на пороге спальни. На нем был строгий черный костюм, темно-серая рубашка и черный шелковый галстук.
– Да, вид у тебя, как у коммивояжера похоронной конторы…
– Ну а чего ты хотел, случай такой, – отреагировал на реплику Сереброва Герман, – сам понимаешь, появлюсь в легкомысленном прикиде – мне она не поверит. Да и по таким случаям, ты же знаешь, шелковую рубашку с коротким рукавом и с ярко-зелеными пальмами на желтом фоне никто не надевает.
– Почему? – улыбнулся Сергей. – В шортах и кроссовках ты тоже выглядишь убедительно.
– Пошел к черту! – пробурчал Герман, любуясь своим отражением в зеркале стенного шкафа. – Вот только ботинки начищу и вперед.
– Меня уже ничто не испортит. Не откажу себе в удовольствии понаблюдать издалека.
Стакан с недопитым виски остался на столе, в пепельницу легла недокуренная сигарета. Она медленно тлела, голубоватая струйка дыма замысловато, как женский локон, вилась над ней.
Мужчины покинули квартиру одновременно.
Сергей сел в джип «Тойоту» серого цвета, а Герман Богатырев – в черную «Волгу», сверкающую вымытым кузовом, бамперами и никелированными колпаками.
– Я тебе позвоню, – захлопывая дверцу, бросил Серебров, а затем повернул ключ в замке зажигания.
Два автомобиля друг за другом выехали со двора, на перекрестке они разъехались, направившись в противоположные стороны.
* * *
Через сорок пять минут Герман Богатырев остановил машину у бетонного забора напротив железных ворот, над которыми красовалась витиеватая надпись:
«Памятники. Надгробия. Кресты – быстро и качественно». Он вышел из машины с портфелем, таким же черным и блестящим, как «Волга», деловитым шагом направился во двор мастерских. Там он свернул к одноэтажному, похожему на барак длинному зданию с решетками на окнах.
Герман Богатырев по доскам, которые вибрировали под его тяжеловатым и тучным телом, пробрался к двери мастерской. Старик, сидевший за поломанным столом, заморгал, увидев Германа, а затем приветливо закивал. Германа Богатырева он запомнил.
– Там, там Михалыч, – неопределенно махнул рукой старик и принялся поглаживать седые бакенбарды, пышные, как и усы под крючковатым носом.
Старик уже выпил с утра стакан вина и пребывал в благодушном настроении. Но поговорить было не с кем, поэтому он то разворачивал, то свертывал вчерашнюю газету. Читать не хотелось, душа требовала общения.
– Погодите, любезный, – крикнул он вслед Герману.
Тот даже не замедлил своего шага, толкнул ногой дверь и вошел в мастерскую. Михалыч в фартуке и в серой кепке, повернутой козырьком к спине, прилаживал к гранитной плите медальон. Он делал это старательно, словно пытался угодить своему близкому родственнику.
Герман подошел к мастеру:
– Ну, как дела?
Огляделся по сторонам, ища то, что предназначалось лично ему. В багажнике черной «Волги» уже лежали живые цветы, несколько венков с надписями, тарелочка и граненая рюмка.
Наконец Михалыч закончил привинчивать медальон, рукавом халата протер фаянсовый овал и подмигнул немолодому мужчине, изображенному на медальоне, подмигнул так, как старому знакомому.
– Вот теперь порядок, – он вытер ладонь о ладонь и с приветливой улыбкой обернулся к Герману Богатыреву. – Все как договаривались, чики-чики, Михалыч свое слово держит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14