– невинным тоном поинтересовался Колычев. – Если о Вере, то побеседовать с ней не составит для вас никакого труда. Она в настоящее время гостит в имении князя.
– Хм, прелестно! – хмыкнул следователь. – Надеюсь, господа, вы еще не успели подкупить или запугать ее и склонить к даче ложных показаний? Это было бы в вашем стиле, любезный князь!
– Простите, – снова вмешался Колычев. – Но вы обвиняете князя в несвойственных ему грехах. Ничем, кроме непростительного легкомыслия, он не страдает...
– Благодарю вас за мудрое замечание, господин Колычев, но если это возможно, мне в настоящий момент хотелось бы поговорить с князем с глазу на глаз.
– Я с удовольствием предоставлю вам такую возможность, господин следователь, но сперва позвольте мне сказать несколько слов...
– Извольте, но прошу вас, короче. У меня мало времени.
– Короче просто невозможно, – улыбнулся Колычев и добавил: – Мне удалось раскрыть убийство княгини Веры.
– Да? Интересно-с! – скептически заметил следователь. – А вы, милостивый государь, никогда не страдали излишней самоуверенностью?
– Случалось порой, – пропустил мимо внимания эту шпильку Колычев, – с кем не бывает. Но сейчас отнюдь не тот случай. Прошу вас ознакомиться с бумагами в этой папке, и вам многое станет ясно.
И Дмитрий протянул судебному следователю кожаную папку с гербом князя Рахманова. Тисненая папка была наполнена бумагами и теперь уже не казалась пустой.
– Конечно, беседы со свидетелями записаны мной произвольно, только чтобы изложить суть показаний, я ведь не имел права вести официальное следствие и кого-либо допрашивать, – продолжил Дмитрий. – Но если вы сочтете нужным подвергнуть выявленных мной свидетелей официальному допросу, полагаю, никто из них не откажется от своих слов...
– Как знать, – скептически заметил следователь, – ваш Заплатин, к примеру, от своих первоначальных показаний легко отказался.
– Поэтому полагаться при дознании пришлось на показания тех людей, чье слово более весомо, – парировал Колычев.
Следователь открыл папку и погрузился в чтение. Читал он молча, избегая всяческих комментариев, но по мере того, как он переворачивал лист за листом, лицо его, поначалу хмурое, прояснялось.
– Да, Дмитрий Степанович, интересно, весьма интересно! В вас чувствуется следовательская хватка! Но ведь все эти записи следует еще неоднократно проверить и перепроверить.
– Несомненно. Это ваш долг. К тому же в ходе проверки вы, возможно, обнаружите много такого, что укрылось от моего взора, найдете новые улики, новых свидетелей. Начинать проверять и перепроверять можно уже сейчас. Показания госпожи Коноплянниковой написаны собственноручно, но, полагаю, для вас важно лично побеседовать с девушкой и задать ей какие-то дополнительные вопросы. Вы позволите ее пригласить? Я мог бы предложить вам свои услуги в качестве письмоводителя для составления протокола, но ежели желаете, мы с князем вас оставим, и вы побеседуете со свидетельницей с глазу на глаз.
– Благодарю вас, это не уйдет. С вашего позволения, я еще раз внимательно прочту показания девушки, записанные ею собственноручно.
Следователь достал из папки и развернул плотные голубые листы, исписанные аккуратным почерком прилежной гимназистки.
«Я , Вера Коноплянникова , дворянка , не замужем , место жительства имею по адресу: Санкт-Петербург , 15-я линия Васильевского острова , собственный дом госпожи Теренкович , по делу об убийстве княгини Веры Рахмановой имею сообщить следующее.
... сентября 1907 года я и моя приятельница Валентина Агапова сопровождали в поездке наших знакомых: купца второй гильдии Тиграна Ованесова и его приказчика Ашота. При посадке в поезд , еще в Петербурге , я обратила внимание на красивую молодую женщину , которую провожал высокий мужчина в кителе чиновника путей сообщения. Она сильно плака ла , расставаясь с ним на вокзале , а потом вошла в наш вагон.
Дорогой я несколько раз сталкивалась с этой дамой в вагоне и успела хорошо ее рассмотреть. По предъявленной мне господином Колычевым фотографии княгини Веры Рахмановой я узнала ее и утверждаю , что дама в вагоне поезда и княгиня Рахманова на снимке – одно и то же лицо.
Наша с Ованесовым поездка проходила весело – у нас были с собой вина , закуски , граммофон , гитара , мы посещали рестораны на крупных станциях , где у поезда была долгая стоянка , короче говоря , скучать не приходилось. Княгиня все это время провела в своем купе , из которого почти не выходила.
В Харькове в наш вагон села еще одна дама с детьми и гувернанткой , как оказалось , знакомая купца Ованесова , супруга земского начальника из его города , и все веселье сразу кончилось. Ованесов боялся , что эта дама распустит о нем сплетни и доложит его жене , что он путешествовал в компании посторонних женщин. Поэтому Ованесов все время заставлял нас сидеть тихо , как мыши.
Из-за этой скуки пришлось слишком много пить – других развлечений уже не было , а я не привыкла к такому количеству вина; к тому же , мы смешали шампанское и красное вино , отчего ночью , ближе к утру , я почувствовала себя дурно.
В купе первого класса есть туалет , но мне показалось неловко им воспользоваться – в вагоне так тесно , что вся компания услышала бы , что со мной происходит. И мне было бы конфузно , пардон , «поехать в Ригу» при всех... Мне и сейчас писать об этом ужас как стыдно.
Я вышла из купе и хотела пройти в другой класс , где меня никто не знал и где туалеты общие , в конце вагона. Но идти было далеко , а я нехорошо себя чувствовала , и мне сделалось плохо в переходе между вагонами , там , где сцепления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95