И вдруг они осуществились, осуществил
ись так просто, как это бывает с важнейшими поворотными пунктами.
Это было осенью 1759 года, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Уже с утра я
видел, что дядя-аббат чем-то взволнован, что-то хочет сказать мне, но не мо
жет решиться. Я заранее волновался, но старался не подавать вида, что волн
уюсь. Наконец вечером дядя позвал меня к себе в кабинет и заговорил, взвол
нованно расхаживая крупными шагами взад и вперед по комнате:
Ц Гаспар, теперь ты Ц уже почти юноша… Представляешь ли ты себе, что так
ое жизнь и что она требует от нас?
Я молчал, смущенный этим неожиданным вступлением.
Тогда дядя продолжал, видимо все более волнуясь:
Ц Ну, да, ты не знаешь, ты не можешь ответить… В этом моя вина: я слишком дол
го держал тебя возле себя! Разве монах знает жизнь? И разве можно научить д
ругого тому, чего не знаешь сам? Я честно старался вооружить тебя как можн
о лучше на борьбу за жизнь, но… Ц Он опять замолчал, продолжая расхаживат
ь по комнате. Ц Ну, словом, Ц продолжал он через некоторое время, Ц тебе
нельзя долее оставаться здесь. Я стар, могу умереть каждую минуту; что же б
удет с тобой тогда? Ты много знаешь, ты развит и образован не по летам, но ве
дь жизнь требует практического применения знаний. Знать мало Ц надо уме
ть. А ты ничего не умеешь…
Я продолжал молчать, охваченный каким-то тревожным, сладким предчувстви
ем. Жизнь… мне предстоит вступить в нее? Но, Боже мой, ведь в этом-то и была к
онечная цель моих смутных по своим реальным очертаниям, но ярких своими
надеждами грез!
Дядя уселся в кресло и продолжал уже спокойнее:
Ц Говоря попросту, тебе надо избрать себе профессию. Прежде я думал, что
ты пойдешь по моим стопам и станешь священником. Но, наблюдая за тобой, я у
бедился, что ты не годишься для пастырского призвания. Под внешней мечта
тельностью и кротостью в тебе таится скрытый мятеж души… Что же, и в светс
кой жизни можно спастись, но горе тому, кто принимает пастырский обет, не б
удучи в силах в полной мере сдержать его. Нет, иди в жизнь, сын мой, иди в жиз
нь!
Но ведь я ничего лучшего и не желал тогда!
Ц Теперь, Ц продолжал дядя, Ц я должен познакомить тебя с твоими семей
ными обстоятельствами. До сих пор ты думал, что у тебя нет других родствен
ников, кроме меня. И правда, с отцовской стороны их у тебя нет, но зато остал
ись родственники со стороны матери. Должен сказать, что твоя мать происх
одила из родовитой буржуазии: она Ц урожденная Капрэ. Отец твоей матери
был против ее брака с мелким дворянином, но, подчиняясь голосу страсти, он
а тайком бежала и обвенчалась с твоим отцом.
Я не хочу осуждать твоих родителей Ц для этого я слишком любил их, да и он
и сами были слишком хорошими людьми. Но по их судьбе видно, что гневящий от
ца гневит Бога: печальная участь твоих родителей тебе известна! Так или и
наче, но отец твоей матери не простил ее брака и вычеркнул ее из своей жизн
и. Года два тому назад он умер, оставив все свое состояние и нотариальную к
онтору сыну Пьеру, твоему родному дяде. Я написал Пьеру Капрэ о тебе и вчер
а получил от него ответ. Дядя согласен взять тебя к себе на службу, но не на
правах родственника, а как постороннего: он хочет сначала убедиться, дос
тоин ли ты его забот. Имей в виду, что твой дядя бездетен… Ну, да это Ц дело
будущего. А сейчас важно только то, что тебе надо отправиться к дяде в Пари
ж!
В Париж! У меня сердце остановилось от восторга! В Париж, где кипит истинна
я жизнь!
Ц В Париж? Ц повторил я. Ц Но когда же?
Ц Не стоит терять времени, Ц ответил дядя-аббат. Ц Годы не ждут, ты и так
ты засиделся. Омнибус отходит завтра в три часа дня, вот и отправляйся. А т
еперь иди к себе, сын мой. Завтра утром мы с тобой еще поговорим об этом, а те
перь дай мне помолиться и подумать.
Почти не помня себя от радости, я вышел из кабинета, выбрался во двор и ста
л обходить церковные постройки, садик, тихую обсаженную деревьями улицу
. Я прощался с милыми местами, но во мне не было скорби и сожаления: моя душа
ликовала, пела, носилась в сладостном вихре упоенья. И только тогда, когда
я незаметно очутился около старой серенькой церковки, что-то подхватило
меня, я упал на колени и стал горячо молиться, чтобы Господь благословил м
еня на новый путь…
Должно быть, я все-таки плохо молился тогда, так как Господу не угодно был
о принять мои молитвы!

III

Не буду много говорить о моем парижском дяде и о том, как он принял меня. Ве
дь ему пришлось играть слишком маленькую роль в моей жизни, а мне еще надо
так много рассказать вам! Поэтому скажу просто, что дядя по отношению ко м
не сразу взял строго официальный тон. Он принял меня к себе на службу, четк
о определив мои обязанности и обусловив мое вознаграждение: столько-то
в первые два года, столько-то на третий и т. д. Вне этого он ничего не хотел з
нать. Даже жить я должен был отдельно, хотя у господина Капрэ нашлось бы в
доме достаточно места даже и для пяти родных племянников.
И началась моя парижская жизнь. С утра до вечера я торчал в конторе, занима
лся актами и законами, законами и актами, а по окончании занятий шел обеда
ть в дешевенький кабачок, и если была хорошая погода Ц гулял немного; а по
том отправлялся к себе в комнатку спать. И в праздничные дни моя жизнь был
а тихой и скромной: единственным моим развлечением были прогулки за горо
д. Достаточно сказать, что я даже не проживал скудных грошей, полагавшихс
я мне в виде жалованья.
Так прошли два года, и мне стукнуло семнадцать лет.
1 2 3 4 5 6