Все эти годы он не знал, что вы остались живы. И теперь убийца вашей матери – ваш отец – хочет вашей смерти!
– О ужас! Нет, я уверен, что я – побочный сын своих родителей…
– Вы законный ребенок, – резко перебила его Фауста, – и когда придет время, я представлю вам все неопровержимые доказательства.
Она спокойно откинулась на спинку кресла, а Эль Тореро, чуть не обезумев от горя и стыда, с болью в голосе воскликнул:
– О, что же это за кровожадное чудовище, мой отец? И отчего он так ненавидит меня? А моя мать, моя бедная мать?! – При этих словах он разрыдался.
– Ваша мать – святая, – сказала Фауста и воздела вверх руку, словно указывая несчастному юноше на небеса, где наверняка пребывала его мать.
– Матушка! – грустно прошептал Эль Тореро.
– Прежде чем оплакивать убиенных, за них следует отомстить! – строго произнесла коварная.
Глаза Эль Тореро засверкали, и он исступленно вскричал:
– Я отомщу! Отомщу!
Но тут же, опомнившись, он закрыл лицо руками и жалобно застонал:
– Мой отец! Я должен мстить своему отцу за мать, я должен сразить его?! Но это же невозможно!
На лице Фаусты появилась мрачная улыбка, которую он едва ли был в состоянии заметить. Она была терпелива и никогда не отступала: в этом была ее сила. Она ни на чем не настаивала. Зерно, которое ей удалось заронить в юную душу, должно было прорасти.
Она мягко и ласково обратилась к несчастному Эль Тореро:
– Прежде чем мстить за свою мать, вам следовало бы подумать о себе. Не забудьте: вы в опасности. Ваша жизнь висит на волоске.
– Мой отец – знатный вельможа? – с горечью спросил Эль Тореро, который вдруг вспомнил старика интенданта, усердно и почтительно кланявшегося ему.
– Он очень могуществен, – уклончиво отвечала Фауста.
Но Эль Тореро был не в том состоянии, чтобы придавать какое-либо значение этим словам.
– Однако, сударыня, – сказал он, глядя прямо в глаза принцессе, – я до сих пор не знаю, что, собственно, побудило вас сообщить мне ужасные подробности моей жизни, которые так долго скрывались от меня.
– Но я уже все объяснила. Мною двигало простое чувство сострадания. И, впервые увидев вас, я не стала скрывать своего к вам расположения. Поверьте, я симпатизирую вам абсолютно бескорыстно. Вот почему я принимаю столь живое участие в вашей судьбе. Вы, сударь, так молоды и так благородны душой!
Эль Тореро оставил без внимания некоторую странность в поведении принцессы и ее тон.
– Я нисколько не сомневаюсь в чистоте ваших помыслов; это было бы кощунственно с моей стороны. Но простите, все, о чем мне пришлось здесь услышать от вас, – столь необычно и невероятно, что без каких-либо серьезных неопровержимых доказательств я едва ли смогу этому поверить.
– Сударь, я прекрасно понимаю ваши чувства и намерения, – участливо проговорила Фауста. – Уверяю вас, я не посмела бы открыть вам столь страшные обстоятельства, если бы не располагала достоверными доказательствами.
– И вы мне их представите?
– Да, несомненно, – отвечала Фауста.
– И вы скажете мне имя моего отца?
– Да!
– Но когда, сударыня?!
– Потерпите, прошу вас… Может, это случится сегодня, а может – через несколько дней.
– Хорошо, я буду ждать. Примите заверения в моем к вам глубоком почтении и признательности. Вы всегда можете располагать мною и моей жизнью.
– Но прежде давайте попробуем уберечь ее, вашу жизнь, – нежно улыбаясь, отвечала принцесса.
– Я приложу к этому все усилия, сударыня. Уверяю вас, что сумею постоять за себя перед лицом самого сильного противника.
– О, я нисколько в этом не сомневаюсь, – благодушно сказала Фауста.
– И все-таки мне надобно многое для себя уяснить. Разрешите, сударыня, я кое о чем спрошу вас.
– Прошу вас, сударь. Я готова ответить в меру своих возможностей, но со всей, поверьте мне, искренностью.
– Итак, не могли бы вы мне объяснить, каким образом та самая юная особа, – назовем ее для простоты Жиральдой, – могла бы стать причиной моей смерти?
В это время шум на площади усилился. По всей видимости, мрачный кортеж уже прибыл на место казни, и толпа с новой силой выплескивала свои эмоции: кто-то кричал «Смерть еретикам!», а кто-то – славословия в адрес его католического величества.
Ничего не ответив на заданный вопрос, Фауста величественной походкой вышла на балкон. Едва окинув взглядом площадь, она поняла, что не ошиблась. Слегка повернув голову в сторону Эль Тореро, который смотрел на нее крайне удивленно, принцесса спокойно сказала:
– Подойдите, сударь, посмотрите… Дон Сезар лишь покачал головой:
– Извините меня, сударыня, но такого рода зрелища мне отвратительны.
– Уверяю вас, сударь, – тихо сказала Фауста, – что мне эти зрелища тоже не доставляют радости. Поверьте, я вышла сейчас на балкон вовсе не из желания полюбоваться аутодафе; прошу вас, подойдите же ко мне!
Эль Тореро понял, что она зовет его неспроста. Преодолев свое отвращение к происходившему на площади Святого Франциска, он тоже шагнул на балкон.
Мрачная картина открылась его взору.
Впереди приближавшейся процессии гарцевала кавалерийская рота. Вслед за кавалерией шла вооруженная пехота. Всадники и пехотинцы должны были оттеснять толпу и расчищать дорогу кортежу.
За солдатами шествовала вереница черных исповедников. Лица их были едва видны из-под капюшонов; в руках они держали зажженные свечи. Впереди всех шел великан в такой же рясе с капюшоном; он нес огромный металлический крест с позолоченным распятым Христом в почти натуральную величину – с Христом, во имя которого семь осужденных должны были быть казнены; казнены во имя Того, Кто проповедовал всепрощение и любовь к ближнему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133