Сходство было в глазах, линии рта. Теперь она понимала, что ее все время тревожило в облике Филиппа — ощущение знакомого, но как бы отраженного в кривом зеркале лица.Оба зародились и развивались в одной утробе, пробились в этот мир с разницей всего лишь в несколько минут. В жилах обоих текла одна кровь, и все же они были не похожи, как только могут быть не похожи два человека.С усилием она оторвала взгляд от того места, где должна была разыграться драма, и отправилась к Летиции.Филипп холодно посмотрел на Уорвика:— Как я вижу, вы снова вернулись в город. Руперт, улыбнувшись, кивнул. Подняв правую руку к кружевной пене жабо, он неторопливо поправлял бриллиантовую булавку. Изящный перстень с печаткой блеснул на солнце.Филипп не отрываясь смотрел на кольцо. Румянец медленно сходил с его щек, и на лице застыл страх. Рука потянулась к жилету, а затем безвольно упала. Его кольцо соединено с другим. Это могло означать только одно — и теперь все становилось на свои места.— Ты? — прошептал он. — Каллум? Другого быть ничего не могло. В голосе Филиппа, считавшего брата уже восемнадцать лет как мертвым, слышалось недоверие. Хотя каждой жилкой он чувствовал, что перед ним брат.— Да, Филипп, — спокойно ответил Руперт. Он всегда знал, что все именно так и произойдет. Он столько лет ждал возмездия — и сейчас, довольно улыбаясь, читал в глазах брата, как мучительно тот борется со своими чувствами. В конце концов холодный расчет взял верх над потрясением и отчаянием. Сланцево-серые глаза брата сузились и сделались такими же колючими, как в тот далекий день на Бичи-Хэд.— Здесь не лучшее место для радостной семейной встречи. — Филипп выдавил ироническую улыбку. — Может, пройдем в сад?— Безусловно. — Повернувшись, Руперт направился в дальний конец террасы, откуда пологая лестница вела к обсаженной кустами аллее. Мускулы на спине напряглись, когда он почувствовал, что брат следует за ним по пятам, и только огромным усилием воли он заставил себя не обернуться.— А эта шлюха, которую ты выдаешь за жену, отлично сделала свое дело, — проронил Филипп. — Где ты ее отыскал? Надо признать, она изысканнее, чем то, что обыкновенно находишь в борделях.Руперт круто повернулся, и Филипп невольно отступил назад, наткнувшись на могучую волну гневного презрения в серых ледяных глазах брата.— Если еще хоть раз ты отзовешься об Октавии в таких выражениях, я отрежу тебе язык. — Голос его был суров и беспощадно зол.Филипп с застывшим от ужаса лицом прижал ладони к губам. Это выражение было знакомо Руперту с детства, когда, доведенный до крайности, до того, что исчезал страх перед наказанием, юный Каллум, физически более сильный, обрушивался на брата.Руперт помолчал минуту, дожидаясь, чтобы его слова растаяли в горячем застывшем воздухе. Потом произнес:— Если ты предпочитаешь оспаривать мои претензии…— Оспаривать?! — Филипп словно выплевывал слова. — Да кто ты такой? Разумеется, я готов судиться в каждом суде королевства. Если, Каллум, ты думаешь, что я тебе все отдам, то ты просто чокнутый. Надеешься ворваться в мою жизнь и сразу стать обладателем и титула, и поместья? Прости, но ты еще глупее, чем я думал.Руперт дал брату пощечину.— Довольно оскорблений, Филипп, — спокойно проговорил он. — Мне на всю жизнь хватит тех, что я получил от тебя в детстве. Больше я их не потерплю.Потрясенный Филипп поднес ладонь к пламенеющей от удара щеке и отступил назад.— Ты осмелился меня ударить, — прошептал он.— Ну и что? — Каллум небрежно пожал плечами. — Не надо было доводить меня до этого, дорогой. Попридержи свой язык и тогда можешь меня на бояться.Неожиданно в руках у Филиппа появился какой-то маленький серебристый предмет, и он с искаженным от страха и ненависти лицом бросился вперед.Нож блеснул в воздухе и мог бы распороть Руперту живот, если бы тот не отскочил в сторону. Нож лишь скользнул по серебряной пуговице камзола и, разорвав рубашку, царапнул по ребрам.Рука Руперта потянулась к рукоятке шпаги, но Филипп с перекошенным ртом и безумными глазами снова напал на него.Слишком поздно Руперт вспомнил, как Филипп любил игры с ножами. Как он, более легкий, чем его крепыш-брат, кружил и кружил, приплясывая вокруг Каллума и поигрывая ножом. И была в этой игре такая острота реальности, что Каллум в конце концов всегда прекращал борьбу, униженный сознанием собственной неспособности состязаться с братом в этом отвратительном смертельном танце.Но сейчас это не было игрой. Лезвие полоснуло по рукаву камзола Руперта. Он схватил Филиппа за запястье, но тот отпрыгнул назад с присущим ему с детства проворством. Руперт едва успел наполовину вытащить из ножен свою шпагу, когда ему снова пришлось уворачиваться от стремительно мелькнувшего ножа.И тут он споткнулся.Он упал на одно колено, прикрываясь рукой, а застывшее, как маска, лицо брата нависло над ним. В воздухе блеснуло острие направленного в горло ножа.Филипп не осознавал, что делает. Отчаянная ненависть овладела им целиком. Его не останавливала мысль о последствиях. Он знал лишь, что над его миром, как гром среди ясного неба, нависла опасность. И он не мог допустить, чтобы кто-то разрушил с таким трудом построенное им здание.Руперт смотрел в глаза своего брата-близнеца, словно в глаза собственной смерти. Мгновение, показавшееся вечностью, он, как зачарованный, не мог отвести взгляда от двух темных омутов, в которых отражалась уродливая душа Филиппа.Или уродливая сторона его собственной души?Но затем сознание Руперта вырвалось из плена, и он отпрянул в сторону. В следующее мгновение Филипп со странным вздохом упал вперед, ткнувшись в плечо брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109