Потом мы собрали вещи и вернулись домой. Мы думали, на этом этой истории конец – ан нет, тут и явилась эта сестренка.
– Ума не приложу, зачем она это сделала!
– Какой спрос с безумной!
– Да я не про Карлу. Я про Мэгги. Почему она, сторонница политики невмешательства, вмешалась в эту историю противоестественной связи Кори Баннистера и его сестры?
Конни протяжно и жалобно вздохнула.
– Да не усложняй ты, – по-матерински посоветовала она. – Все и так достаточно сложно. Бери пример с меня. Принимай ее такой, какова она есть. И проблемы сами собой разрешатся.
Но этот совет был для него неисполним. Его ищущий ум не мог успокоиться. Но ему пришлось целых долгих десять лет собирать утраченные звенья цепи, связанной с загадкой Мэгги Кендал. Он инстинктивно уловил наличие некоего мотива, но установить его не мог, потому что не хватало базовой информации. Он ничего не знал о ее холодном, сиротливом детстве, лишенном благодаря религиозному фанатизму родителей хоть какого-нибудь тепла; не знал об изнасиловании, нанесшем ей незаживающую рану, заставившем замкнуться в себе и отказаться от всяких близких отношений, в которых она видела опасность.
Она вышла замуж за Кори Баннистера, потому что почувствовала угрозу с моей стороны, догадался он.
Эта догадка не доставила ему удовлетворения. Он почувствовал горечь и сожаление.
Как много утрачено. Времени, чувств, счастья. Если бы я понял это – понял ее – раньше. Ведь она точно почувствовала, как между нами пробежала искра в ту самую первую встречу. Я тогда не ошибся. Ошибка заключалась в другом. В том, что дал ей убедить себя в том, что я тогда ошибся. Надо было верить своему чутью.
Она боялась, что не справится с собой, поэтому бежала туда, куда я не смог за ней последовать. Она держала меня на расстоянии, потом надеялась прикрыться своим вдовством. Эти портреты Кори в серебряных рамах, украшенные свежими цветами, ее уединение после завершения работы над фильмом «На холме». Господи, да она даже траур стала носить! А на самом деле близкого человека лишился не кто иной, как я. Но теперь с меня хватит. Теперь я раскусил тебя, Мэгги. Теперь я, может быть, знаю тебя получше, чем ты сама. Ты, конечно, великая актриса, но меня тебе больше не обмануть.
Барт вырулил в скоростной ряд.
Подъезжая к Шеффилду, он изменил свое решение.
Нет, нет, он не станет торопиться со своим сообщением. Конечно, ему не удастся застать Мэгги врасплох. У нее великолепное самообладание, она кого угодно переиграет. Нет, пусть она помучается догадками. Ей не на чем будет проявить свой талант, и она увянет. Сутки в неопределенности обезоружат ее. И ее можно будет брать голыми руками. Вот тогда он все и выложит. И полюбуется на ее реакцию. Это будет зрелище.
Да, ее можно будет взять голыми руками.
Так он надеялся.
Поэтому он свернул с дороги, остановился в какой-то гостинице и позвонил в театр – как раз тогда, когда Мэгги должна была быть на сцене.
– Передай Мэгги, что я выследил Бейли и завтра отправлюсь по их адресу. Я сегодня целый день мотался по этому чертову городу и совсем выбился из сил. Так что я снимаю трубку с рычага и ложусь спать. Скажи ей, что завтра я приеду и все расскажу. И что все будет хорошо.
– Что значит – все будет хорошо? Разве может быть иначе? – запаниковала Конни.
– Ну, бабушка надвое сказала.
– Ты что, хочешь, чтобы я объяснялась с Мэгги в таких выражениях? Тебе известно, что она не выносит неопределенности. Она даже туфли со шнурками не носит, боится, как бы вдруг не развязались.
– Тогда вообще ничего не говори ей, скажи просто, что я звонил.
– Откуда хоть звонишь-то?
– Из Йоркшира, – смакуя каждый звук, ответил Барт. Он предвкушал то впечатление, какое произведет это известие на Мэгги. Ей сразу станет ясно, что он очень близко подобрался ко всем ее тайнам.
– Дьявол! – в сердцах бросила Конни.
– Ты уверена, что он больше ничего не сказал? – переспросила Мэгги в машине, когда Конни везла ее из театра домой.
– Если хочешь, распишусь кровью. Наберись терпения и дождись завтрашнего утра. Барт доложит все в лучше виде, все разложит по полочкам, да еще присовокупит предметный указатель, библиографию и список устных источников. Кстати, – ядовито добавила Конни, – кое-кто считает терпение одной из самых достойных добродетелей.
Мэгги обрела эту добродетель еще в те давние времена, когда ей приходилось подолгу ждать на съемочной площадке, пока установят свет и скомандуют: «Мотор!» Тем не менее ей не доставляло удовольствия пускать ее в ход, особенно теперь, когда она ждала известия, которое могло перевернуть всю ее жизнь. Нет, она никогда не отличалась терпением, но на этот раз она нервничала до потемнения в глазах.
С той минуты, как Конни сообщила ей о звонке Барта, в душе ее поселился холодный, липкий страх. Какой замечательный был сценарий! Как великолепно он должен был воплотиться в цвете! Но, похоже, получалось нечто черно-белое, в документальном стиле, а это кино совсем не в ее стиле. В ней как будто проснулся наихудший, доселе не свойственный ей вид страха сцены. Не тот, от которого быстрее бежала по жилам кровь и горели щеки, а та тошнотворная вязкая нервозность, которая возникает перед лицом недружелюбной публики, когда знаешь, что совершаешь ошибку, но не можешь ее исправить на ходу.
Она знала за собой две ошибки.
Первая состояла в том, что она решила заняться этими поисками, а вторая – в том, что она поручила их Барту.
Господи, чего ради она рассказала ему обо всех – да еще в мельчайших деталях – людях, которые могут содействовать поискам! Она всегда считала, что ему следует рассказывать о себе как можно меньше, так легче было с ним управляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121