Покрытая слизью мембрана была горячей и неприятно скользкой на ощупь. Я
боролась с подступающей к горлу тошнотой, одновременно пытаясь найти
место, куда следовало ввести иглу.
В невесомости нет ни постоянства, ни направления. Шприц для
подкожного введения, как известно, действует по принципу поршня, но
задачей номер один было проколоть оболочку плоти. От парения в невесомости
у меня закружилась голова и я поняла, что если в ближайшие минуты не
сделаю инъекцию, то не смогу ее сделать совсем.
Мгновение я колебалась, из глубин подсознания поднялись мысли о том,
что если чужак умрет, я лишусь мерзкого соседа и мое межпланетное
путешествие станет вполне сносным. Но я быстро справилась с соблазном и,
крепко сжимая шприц, попыталась преодолеть дурноту и нарушение
пространственной ориентации, из-за чего терадианин казался то над, то подо
мной.
Мой центр тяжести переместился куда-то вниз и я боролась с
приобретенным мною во время предыдущих полетов желанием свернуться в
клубок и так парить в невесомости. Я приблизилась к терадианину. Я
понимала, что если бы смогла сблизиться с ним на минимальное расстояние,
то наши два тела создали бы совместный центр притяжения масс и я смогла бы
наконец сориентироваться в пространстве и ввести терадианину лекарство.
Маневр был не из приятных, поскольку чужак был без сознания, его тело
было дряблым и контакт с ним вызывал тошноту. Ощущение толстой, покрытой
слизью конечности, слабо вздрагивающей в моей руке, было омерзительным. В
конце-концов мне удалось сблизиться с ним достаточно, чтобы образовался
общий центр тяжести - ось, вокруг которой я парила, подвешенная в
невесомости.
Я подтянула в этот центр, то есть в узкий зазор между собой и
терадианином, его "руку", поднесла к ней шприц и решительно уколола.
К несчастью, мое движение оказалось слишком резким, оно нарушило
слабое искусственное притяжение, и тело Хаалфордхена снова опустилось в
гамак. "Рука" поплыла вниз и игла выскочила из нее. Я едва подавила в себе
вскрик отчаяния, злость обуяла меня, я взмахнула рукой и... кубарем
полетела через всю каюту к противоположной стене.
Возвращалась я медленно и осторожно, сцепив зубы. Со злости я
схватила "руку" терадианина, которая уже почти не вздрагивала, и плавно -
каждое резкое движение снова отбросило бы меня от него - завела ее под
ремень и затянула его.
Терадианин, наверное, еще ощущал боль, потому что его конечность
дернулась, и я чуть было не отлетела назад. Но мне удалось зацепиться
ногами под рамой гамака, а свободной рукой я крепко держалась за ремень,
которым был прикован чужак.
Так я продолжала безуспешно тыкать иглой в "руку" чужака, пока,
совсем отчаявшись, я уразумела, что единственная надежда - надавить на
шприц всей массой своего тела. Я рванулась вперед и это судорожное
движение кинуло меня к телу терадианина. Хотя в невесомости вес у меня
отсутствовал, но за счет момента движения удалось вонзить иглу глубоко в
плоть руки чужака. Я до отказа вдавила поршень шприца, затем медленно
приподняла голову и... увидела матроса, который, просунув голову в дверной
люк, с отвращением смотрел на меня. С места, где он стоял, получалось, что
я нахожусь под терадианином, прижавшись к нему.
Под его ледяным, полным презрения взглядом, я онемела. Я потихоньку
вытащила иглу из тела терадианина. Холодный осуждающий взгляд матроса
изменился. Теперь он глядел на меня с выражением, средним между ужасом и
обвинением.
Мне казалось, что время застыло, и прошли века, пока он торчал в
дверях, с лицом, вытянувшимся над тесным воротничком его черной кожаной
униформы. Затем, так и не сказав ни слова, он не торопясь убрал голову из
люка, диафрагма сжалась за ним, оставив меня наедине с тошнотворным
ощущением гадливости и почти истерической вины.
Я свернулась в клубок, продолжая сжимать иглу в высоко поднятой руке,
мои нервы не выдержали и я разрыдалась как последняя дурочка.
Я долго не могла совладать со своими нервами, и не успела даже
удостовериться, жив ли еще Хаалфордхен, когда раздался сигнал, означавший,
что наступило время приема пищи и обед послан по пневмопроводу в мою
каюту. Я апатично отодвинула дверцу в стене.
Все еще думая о том, какой же дурой я себя выставила, я перенесла
свой обед к гамаку и установила его в специальные гнезда. После этого,
взглянув на фигуру, безжизненно свисавшую на ремнях безопасности в
соседнем гамаке, я пожала плечами, оттолкнулась и снова отправилась по
воздуху через всю каюту, чтобы принести Хаалфордхену фосфоресцирующие
тюбики.
Негуманоид издал усталый звук, который я приняла за признание.
Чувствуя, что еще немного, и я сойду с ума, я закрепила рядом с ним тюбики
и вернулась к своему гамаку, чтобы заняться непростой проблемой приема
пищи в условиях невесомости.
Поев, я отправила тюбики обратно в желоб пневмопровода. Я прекрасно
понимала, что мне предстоит весь путь провести в каюте. На звездолетах
пространство ограничено до минимума. Здесь не предусмотрено помещений для
прогулок пассажиров, всюду теснота и оборудование, требующее
квалифицированного и осторожного обращения, а команда обычно слишком
занята, чтобы следить за томящимися бездельем туристами.
В аварийных ситуациях пассажир может вызвать члена команды, нажав
кнопку звонка.
1 2 3 4 5 6 7