Потому что не мог сделать ничего другого…
Потому что она имела власть над ним.
Настал ее черед.
Началась ее игра.
И победа будет за ней.
Каролина услышала низкий стон Моргана, когда она шире открыла рот, ощущая себя до странности дикой и необузданной, и потребовала то, что ей принадлежало. Когда она сомкнула вокруг него губы, ее язык стал описывать медленные круги, ощущая его подъем. Он учил ее, и учил хорошо, но теперь она была его учителем.
Она была всемогущей.
Кошмаров больше не было. Не было боли. Ничего, кроме них двоих. Ничего, кроме их любви.
Она отдавала ему себя сполна.
— Каро! Боже, Каро, я больше не могу! — Издав это восклицание, Морган оттолкнул ее от себя, так что она упала на матрас.
— Что ты скажешь теперь о Ричарде, Морган? — дразнила она его, чувствуя себя необыкновенно хитрой, бесконечно женственной. — Как насчет леди Каролины? Так что ты о них скажешь? Они ничто. Ничто. Ты, Морган, ты — все. Я — все. Теперь. Всегда. Вместе мы можем ничего не бояться, ничего не желать. Месть пуста, горька, она — убийца любви. Оставь ее, Морган. Откажись от нее. Откажись от своей игры. Откажись от ненависти. Я ее не понимаю, я не хочу ее знать. Я хочу только тебя. Каро Манди хочет только тебя, Морган. Я хочу любить тебя, воспитывать твоих детей, умереть с тобой, провести с тобой целую вечность. Откажись от всего, мой дорогой. Откажись.
— Маленькая Каро, — сказал он, наклоняясь к ней. — Моя Каро. Моя сладкая жена, которая слишком много разговаривает. — Он взял ее за ноги и потащил на себя, а она улыбалась, глядя на него снизу вверх. Он встал между ее бедрами, и она почувствовала, как он проскальзывает в нее, наполняет ее, начинает двигаться внутри ее.
И все же победа была за ней. Потому что она любила этого человека, любила всем сердцем, всем своим существом, и он мог брать лишь то, что она добровольно ему давала.
Она смотрела на него в темноте, нарушаемой только светом маленькой свечи. Они смотрели друг другу в глаза, а он продолжал входить в нее, наполняя ее, пока ей не показалось, что он может достичь глубины ее лона и пролить свое семя туда, где оно не сможет не принести плода.
Он наклонился вперед, заключив ее голову между своими ладонями, запутавшись пальцами в ее волосах. Его горячее дыхание прожигало ее, его грудь тяжело вздымалась, а она обвила его руками, потянула на себя, навек заключая в кольцо своих рук и ног, которые сами собой обвились вокруг его бедер.
— Ты моя, Каро, — жарко шептал он, двигаясь все быстрее, подводя ее к завершению, к полноте.
— Да, Морган, да, я твоя, — сказала ему она, закрывая глаза и делая все возможное, чтобы отделить страсть от любви. — Всегда твоя. И теперь, мой упрямец, ты тоже принадлежишь мне.
И тогда ее охватил жар, накал которого так удивил ее в первый раз.
— Да, Каро! Да! Бери меня всего. Боже, помоги мне, я не могу больше бороться!
И тогда… когда это было кончено… когда их страсть иссякла… Каролина обняла его и баюкала… пока Морган Блейкли плакал.
Позже, когда она лежала в его объятиях, Морган взглянул правде в лицо.
Он затеял дело три года назад, приступил к выполнению миссии, которую должен теперь завершить; у Альмаков были запущены колесики механизма, остановить который уже невозможно; у него не осталось выбора: грязное дело будет доведено до логического конца. Но его сердце больше не участвовало в нем. Его сердце, которое он всегда считал неуязвимым, холодным и отстраненным, находилось теперь — и будет находиться всегда — в маленьких, с обкусанными ногтями руках Каролины Манди.
ГЛАВА 17
Все зависит от ситуации, сэр; когда человек знает, что его повесят через две недели, это изумительно концентрирует его ум.
Сэмюэль Джонсон
— Ты хорошо себя чувствуешь, Дикон? Сегодня вечером ты выглядишь немного рассеянным, и мне не нравится цвет твоего лица. Ты слишком бледен. Может быть, пришла пора оставить эту затею — жить отдельно — и вернуться домой, к нам?
— Ты опять взялась за старое, Фредди? — Томас Уилбертон с силой опустил кулаки на обеденный стол, отчего задребезжали хрустальные приборы. — Почему бы снова не напялить на него короткие штанишки? Может быть, ты засунешь ему в рот одну из своих обвислых сисек и…
— Ах, мама, сиди, — устало попросил Ричард, когда леди Уитхемская начала подниматься из-за стола, собираясь покинуть столовую. Он находился в состоянии какого-то оцепенения и больше не ощущал ни боли, ни смущения, ни, тем более, страха. — Пожалуйста, мама, — добавил он, вымучивая слабую улыбку.
Ричард посмотрел на своего отца, который сидел с открытым ртом и казался довольным поведением сына. Сейчас он вынужден будет его разочаровать.
— Папа, нам необходимо поговорить перед сегодняшним вечерним приемом у Блейкли.
— Ты собираешься сделать предложение мисс Уилбер, Дикон? Не потому ли в нашем приглашении — таком неожиданном, полученном в последнюю минуту — сказано, что предстоит обсудить нечто важное? — быстро спросила его мать. — Она очень милый ребенок, по крайней мере, показалась мне такой, когда мы ходили в театр на прошлой неделе. Такие приятные манеры. Очень воспитанное и хорошенькое маленькое существо. Томас, ну разве это не чудесно? Наш Дикон, обрученный с воспитанницей герцога! Это именно то, на что ты надеялся, — и даже более того.
— А что, у нее хорошее приданое, Ричард? — спросил граф, пристально глядя на сына. — Надеюсь, у нее достаточно объемное брюхо, чтобы подарить мне внука? Моя кровь не исчезнет с лица земли! Там нет титула, но…
— Я не собираюсь жениться на Каролине Уилбер, — отрезал Ричард так злобно, что граф, помрачнев, откинулся на спинку кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95