Она была превосходна, и прекрасно это сознавала. Но кроме этого она еще и была голодна. Ужасно голодна.
Она встала перед окном, подхватила груди руками и принялась теребить свои соски, прислушиваясь к волнам возбуждения и желания, распространявшимся от этих маленьких напрягшихся бугорков вниз по телу — к жаждавшему любви лону.
— Боже мой, Мойна, прошел уже почти целый месяц. Он уже давно должен был поправиться. Когда я смогу пойти к нему? Я так хочу его, что скоро сойду с ума!
— А с чего это вы взяли, что он вас захочет? — Хриплый хохот служанки донесся из дальнего угла комнаты. — Вы ж теперь евонная мачеха — или забыли?
Возбуждение пропало, оставив в теле ноющую пустоту. Руки Мелани повисли, и она захныкала, внезапно помрачнев:
— Но ведь я не виновата, Мойна. Я знаю, что смогла бы все объяснить Люсьену, если бы только осталась с ним наедине. Ах, остаться наедине! Эдмунд хватает меня за пятки, как щенок или тюремщик. Как ты думаешь, он ничего не заподозрил? Он стал удивительно упрямым в последние недели. И что мне теперь делать?
Мойна еще раз взболтала темный настой, который готовила на маленьком столике, а потом постучала серебряной ложечкой по краю хрустального бокала в знак того, что питье готово.
— Вам надо позабыть на время про мастера Люсьена, дорогуша, вот и все. Очень уж вы спешите. Этак его и убить недолго. Почему бы вам не отправиться к старикану и не рассказать ему обо всем, что вы тут натворили с моими детками? Тогда он, наверное, прижмет к груди мастера Люсьена и вышвырнет вас на улицу. Вот будет потеха.
Сощурив горевшие злобой глаза, Мелани метнулась к ней и схватила бокал:
— А ты мерзкая старуха! Ты была бы рада, если бы Эдмунд обо всем узнал, верно? Но не забудь, что тогда тебе придется рассказать ему и про свое участие в спектакле, который мы до сих пор играем. И не пытайся одурачить меня намеками на своих «деток». Я не верю! Да, Мойна, я расскажу ему, что ты сделала, чтобы удержаться в доме. А когда тебе придется убраться из твоего любимого Тремэйн-Корта, ты заболеешь и сдохнешь под забором. — Мелани наклонялась все ниже, пока не оказалась со старухой нос к носу, а потом злорадно улыбнулась: — Не будет ли это потехой, ты, сука?
Выпрямившись, она посмотрела бокал на свет.
Приступ раздражения прошел, в ней снова вспыхнуло желание.
— Ты уверена, что это именно то, чего хочет Мелли? Она вся стянута в узел, ей нужно расслабиться.
— Разве я когда-нибудь ее подводила? — отвечала Мойна, осторожно опуская свое тощее, хрупкое тело в кресло и не сводя пронзительного взгляда со своей молодой хозяйки.
— Не подводила, Мойна? Но я ведь все еще не с Люсьеном. — Мелани прошла к кровати, осторожно поставила бокал на низенький столик, а потом скинула свое полупрозрачное неглиже и с помощью приставной скамеечки вскарабкалась на высокую пышную кровать. — Это должно сработать лучше, старуха, — сказала она, и в ее голосе послышались нотки былого гнева, так как похоть снова охватила ее, — или я откручу тебе нос. Я даю тебе день, чтобы составить новый рецепт, но учти, что я не могу ждать вечно.
Говоря это, она взяла бокал обеими руками и залпом осушила его до капли. Она посмотрела на Мойну, и это согбенное изможденное существо вызвало в ней отвращение, как вообще физические недостатки.
— Подай мне Меллиного любимца, а потом убирайся. Меня тошнит от твоего вида.
— Это сработает, — пробурчала тихонько Мойна, но не настолько тихо, чтобы хозяйка не расслышала ее. — Это сработает. Может статься, даже лучше, чем вам бы того хотелось.
Мелани пропустила колкость мимо ушей, так как мысли ее были сейчас заняты иной, гораздо более насущной потребностью. В конце концов, они с Мойной прекрасно сознавали, кто верховодит в доме.
Мойна открыла маленькую шкатулку и извлекла из нее длинный гладкий деревянный цилиндр с красивой серебряной рукояткой. Под пристальным взглядом Мелани она не спеша окунула его закругленный конец в сосуд с ароматными маслами, прежде чем понести его хозяйке.
— Ах! Как хорошо! — Снадобье растекалось по жилам Мелани, и ее ненасытный голод стал еще возрастать с каждым ударом сердца. Она заметалась на кровати, ее пальцы теребили и гладили нежные розовые соски. Голос Мойны был едва слышен сквозь окутавший ее туман вожделения.
— Вот так-то дорогуша. Это зелье начинает работать очень быстро и действует долго. Почувствуй его. Почувствуй, как оно растет.
Мелани отвечала своим капризным детским голоском. Ее язык странно деревенел и едва двигался.
— Ах, Мойна, да! Это чудесно, чудесно. Милая Мойна, ты так прекрасно заботишься о Мелли. Мелли любит тебя, Мойна, я клянусь. Она никогда не расстанется с тобой. Ох, как же мне хорошо!
— Течная ты сука, — съязвила Мойна, чей голос все удалялся и удалялся по мере того, как Мелани погружалась в пучину вожделения. — Любой мужик мог бы сейчас запихать в тебя два огромных кулачища, да в придачу напрочь оторвать твои розовенькие сиськи, а ты только будешь просить его еще да еще. Ну, теперь Мелани по-настоящему хочет своего любимца? Она хочет его поскорее? Она хочет его очень сильно?
— Ах, какой он красивенький, милая Мойна. Да, да, дай его ей. Ох, я даже смотреть на него не в силах! Ты всунешь его в Мелли, Мойна, всунешь сейчас. Боже, она вся пылает! Что ты сделала с нею? Скорее, Мойна, скорее!
Мелани широко развела ноги, как можно выше приподняв над простынями бедра, ее тело все выгнулось, кожа блестела от пота. Куда же девалась Мойна! Проклятая баба! Разве она не слышала?
— Всунь его в Мелли!
— Так теперь тебе нужна Мойна, да?
Мелани вздрогнула, почувствовав у себя над ухом горячее дыхание служанки и вслушиваясь в ее шепот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128